А[брам М]. Деборин

Итоги и задачи на философском фронте^[1]

(Доклад на объединенном заседании фракции Института философии и ОВМД 20 апреля 1930 г.)

 

І.

Прежде всего, должен устранить одно недоразумение. Ряд посторонних товарищей, которые здесь присутствуют, убеждены в том, что я сегодня делаю – чисто теоретический доклад. Это недоразумение я должен устранить, потому, что доклад мой носит скорее организационно-политико-теоретический характер, если можно так выразиться. Сама тема доклада: итоги, и затем задачи, новые задачи, которые стоят на философском фронте, эта тема уже определяет содержание доклада. Ясное дело, что доклад, таким образом, делится на две части: первая часть должна быть посвящена подведению некоторых итогов работы на философском фронте за прошлое время, а вторая часть должна быть посвящена тем новым задачам, которые стоят ныне перед нами в связи с новым этапом революции. В виду того, что материал, который должен подлежать здесь обсуждению, очень большой, исчерпать его в течение полутора часов совершенно невозможно. Поэтому мне придется много упустить, о многом совсем не говорить, выделить основное, и на этом основном остановиться.

Прежде всего, необходимо теперь подвести некоторые итоги прошлой деятельности на философском фронте в связи с различными этапами революции. Первый этап –  эпоха военного коммунизма.

В эпоху военного коммунизма, непосредственно после октябрьской революции, которая была совершена под знаменем диалектического материализма, получила значительное распространение богдановщина. Объясняется это целым рядом причин, о которых я сегодня здесь распространяться не буду. Специфические идеи Богданова о пролетарской культуре и коммунизме, о предмете идеологии в строительстве коммунизма над «бытием», его учение об особой роли так называемой технической интеллигенции и прочем, проникли тогда в широкие круги учащейся молодежи и оказывали влияние даже и на известные прослойки рабочих. Пролеткульты проводили практические идеи Богданова в жизнь.

С переходом к НЭПу положение дел на философском фронте изменяется к лучшему. В 1920 году вышел вторым изданием «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина, были переизданы работы Плеханова и других марксистов, боровшихся с маxизмом и богдановщиной в дореволюционное время. В силу этих обстоятельств и ряда других причин, непосредственно связанных со вторым этом революции, влияние богдановщины начинает ослабевать. Однако на первых порах мы здесь сталкиваемся с новым «умонастроением», которое во многих отношениях повторяет богдановские установки. В период 1921­– 924 г. известным влиянием пользуется течение, которое заняло ликвидаторскую позицию по отношению к марксистской философии. Всем памятны выступления С. Минина с боевым лозунгом: «философию за борт». Этот лозунг был подхвачен рядом других товарищей, которые выступили с совершенно неправильными, антимарксистскими взглядами на счет идеологии вообще. В этих выступления ликвидаторов диалектического материализма подвергались критике и взгляды Вл. Ильича на философию. Наряду с лозунгом «философию за борт» был выброшен другой лозунг: «наука сама себе философия».

В 1922 году при ближайшем содействии Вл. Ильича был организован боевой марксистский журнал «Под Знаменем Марксизма» который поставил себе целью на первых порах сплотить все материалистические силы, всех, кто стоит на почве диалектического материализма, для борьбы с одной стороны, с богдановщиной, с другой – с теми нигилистическими и ликвидаторскими тенденциями, которые выразились так ярко в выступлениях С. Минина. Программа нашего журнала «Под Знаменем Марксизма» была сформулирована Лениным в знаменитой его статье «О значении воинствующего материализма». Программная статья Ленина наметила на длительный период наши задачи на философском фронте. Всем вам эта статья известна, и поэтому я ее излагать не буду. Но считаю необходимым подчеркнуть несколько основных мыслей этой статьи. Задача марксистской философии, по мнению Ленина, состоит, прежде всего, в непримиримой борьбе со всеми видами идеализма и поповщины, в пропаганде атеизма, в необходимости следить за успехами естествознания и освещать с точки зрения диалектического материализма выдвигаемые современным естествознанием проблемы. И, наконец, одна из важнейших задач, которая была поставлена Лениным на длительный период перед нами, является материалистическая разработка гегелевской диалектики, переработка ее в материалистическом смысле и как дальнейшая перспектива – разработка теории материалистической диалектики. Вот те основные линии, которые были намечены Лениным. Наша работа на философском фронте и шла в указанном Лениным направлении.

Ныне товарищ Ярославский делает упрек журналу «Под Знаменем Марксизма», что он не выполнил одного из условий, поставленных Лениным, а именно –  он не ведет атеистической пропаганды. Но я должен сказать, что т. Ярославский, как и ряд других товарищей, недостаточно хорошо знакомы с деятельностью журнала Общества Воинствующих материалистов и других наших организаций. С другой стороны, тов. Ярославский, по-видимому, слишком узко определяет задачи атеистической пропаганды. На этом участке фронта нами сделано довольно много – конечно, не в меру существующих потребностей, но в меру наших сил. Общество воинствующих материалистов при непосредственном участии работников «Под Знаменем Марксизма» издало специальную «Библиотеку атеизма», выпустив ряд атеистических памфлетов XIII века. Институт Маркса-Энгельса издает «Библиотеку материализма», которая, смею думать, тоже находится в непосредственной связи с пропагандой атеизма, ибо, издавая «Систему природы» Гольбаха или сочинения Фейербаха, или сочинения Дидро и т.д., мы делаем одновременно два дела. «Система природы» Гольбаха не является, насколько я понимаю, религиозным катехизисом, эта ведь одна их самых крупных атеистических произведений XVIII столетия. То же самое относится к сочинениям Фейербаха и к сочинениям Дидро, –  стало быть, в этом смысле мы на некоторой более широкой базе и на некотором более высоком уровне осуществляли задачу пропаганды материализма и атеизма. Я этим не хочу сказать, что мы сделали все, что следует сделать и что мы этим самым освобождаем журнал «Под Знаменем Марксизма» от обязанностей усилить свою работу в этой области.

С другой стороны, разрабатывая материалистическое мировоззрение, разрабатывая диалектический материализм на страницах «Под знаменем марксизма», мы тем самым естественно делаем и другое дело, т.е. ведем атеистическую пропаганду. Мною изданы «Очерки по истории материализма», которые в значительной части посвящены атеизму. Мною издана книга о Фейербахе, которая печаталась отдельными статьями на страницах «Под знаменем Марксизма». Вся эта книга целиком посвящена критике религии. То же самое относится и к работам других товарищей. Далее, ведя постоянно борьбу со всеми видами идеализма, мы ведем тем самым борьбу и против поповщины вообще.

Вместе с тем, еще в 1924 г. я уже выступал против так называемого религиозного социализма, подвергнув критике взгляды католического ученого Штейнбюхеля и показав родство идей современных лидеров социал-демократии с поповскими идеями католических и протестантских теологов, в особенности мне представлялось необходимым разоблачить поповскую концепцию Макса Адлера. Надо сказать, что мое публичное выступление против религиозного социализма встретило некоторое удивление со стороны тогдашних членов Общества воинствующих материалистов. Они не придали значения этим «новым явлениям». Но с тех пор религиозный социализм сделал значительные успехи. Мы имеем ныне широкое движение, разбившееся на целый ряд оттенков. И я считаю, что это религиозное движение, отравляющее сознание рабочих масс, чревато весьма серьезными и важными последствиями. Я тогда же попытался показать, что все оттенки религиозного социализма, начиная от католического и кончая социал-демократическим, образуют единую цепь, все звенья которой внутренне, идейно, логически связаны между собою.

Эта работа также носила одновременно и антирелигиозный, и общефилософский характер. То же самое относится и к работам других сотрудников журнала.

С другой стороны, мы выступали и против тех идеалистических течений, которые тогда зародились в западноевропейских коммунистических партиях. Я имею в виду прежде всего тов. Лукача, который выступил со своей известной книгой, имевшей целью направить марксистскую мысль в сторону идеализма Гегеля. С его идеалистической интерпретацией гегелевской диалектики, как и с его критикой Энгельса, мы, разумеется, не могли согласиться и поэтому считали необходимым сосредоточить огонь на Лукаче и его единомышленниках (Кории и др.).

Мы вели борьбу со всевозможными видами идеализма, и в особенности с теми течениями, которые угрожали марксизму непосредственно. Мы первые выступили против книги де Мана, бывшего до войны левым соц. демократом и ставшего потом социал-патриотом.

Не осталась без внимания со стороны наших товарищей и эмигрантская философия, которая получила соответствующую отповедь на страницах «Под Знаменем Марксизма» и других наших журналов. Фрейдизм, которым особенно увлекались многие марксисты, был подвергнут жестокой критике и разоблачен, как реакционное течение. То же самое относится и к концепции Шпенглера. Словом, все идеалистические и враждебные марксизму течения получили со стороны философов резкий отпор.

Созданное в 1922 г. Общество воинствующих материалистов поставило перед собою задачу ополчения всех материалистических сил для борьбы с идеализмом и поповщиной. Оно выполнило довольно значительную работу. Я уже указывал, что на этом этапе основной задачей была борьба не столько за диалектический материализм, сколько за диалектический материализм. Однако, при переходе к Новому этапу революции  в высшей степени интересно и важно историко-материалистическое объяснение различных уклонов, течений и т.д. при переходе к новому этапу, примерно, в 1925 году, когда наметился уже новый качественный сдвиг революции, разразился кризис в едином лагере воинствующих материалистов, я имею в виду раскол между механистами и диалектиками, который отнял у нас, как вам известно, так много времени.

Те качественные сдвиги, которые произошли в ходе революции, ставили перед нами задачу осмыслить новый этап революции, переход от восстановительного к реконструктивному периоду. В связи с этим встала во весь рост проблема соотношения между естествознанием и марксистской философией, диалектическим материализмом.

Мы были поставлены практически перед задачей овладения естествознанием. Эта проблема выдвинулась на первый план, с другой стороны выдвинулась необходимость осмыслить новый этап революции в целом. Механисты не поняли ни того, ни другого и выражали, конечно, реакционные, объективно-реакционные тенденции, отражая настроения определенных мелкобуржуазных групп, которые тянули назад и которые не могли понять нового сдвига, нового этапа революции.

В центре наших споров с механистами в отвлеченной, общетеоретической форме стояли проблемы новообразования в проблемы качества возникновения новых форм материй, перехода одних форм в другие. Здесь в отвлеченной форме отразились практические проблемы перехода от одного этапа революции к качественно новым формам, как проблемы закономерностей и их смены вообще. Естествознание приобрело огромное практическое значение для нас, так как пролетария в качестве господствующего класса должен стремиться овладеть теми научными дисциплинами, которые должны стать на службу революции. Овладеть ими, однако, значит также и переработать их на основе материалистического мировоззрения и материалистической диалектики.

Мы считали, что марксизм должен овладеть в первую очередь естествознанием, которое в этом отношении отстало от общественных наук. Мы считали, что естествознание как, впрочем, и все научные дисциплины, должны подвергнуться переработке с точки зрения нашего метода, нашего мировоззрения, и вот тут-то механисты и оказались банкротами, поскольку они оказались в плену у буржуазных идеологов и поскольку они фактически капитулировали перед буржуазным мировоззрением, перед буржуазным методом мышления и всячески противились тому, что было поставлено в качестве задачи перед нами Лениным в его статье «О значении воинствующего материализма».

Механисты не только оказались банкротами. В смысле полной капитуляции перед мелкобуржуазными течениями, перед сложившейся традицией в области науки вообще и естествознания в частности, они пошли дальше, распространив механистическое мировоззрение, механистический метод и на общественные науки. Стремления механистов сводились к перенесению механистических моделей, если так можно выразиться, на общество. Одновременно мы столкнулись с попытками соединения марксизма с фрейдизмом и с другими явно идеалистическими течениями.

Таким образом сложилась эта механистическая группировқа. Если провести преемственную линию от первого этапа богдановского механицизма, енчменизма и др. через второй этап – ликвидаторский в отношении философии марксизма, то на третьем этапе мы имеем некоторый «синтез». Механисты, с одной стороны, заимствовали у Богданова его механическую концепцию, с ликвидаторами же их объединяет лозунг «Наука сама себе философия», т.е. позитивистская концепция, которая разделялась, конечно, и Богдановым. На «синтезе» двух основных предшествующих течений объединились все недовольные как на первом, так и на втором этапе, составляя единый блок, я не буду сейчас подвергать критике взгляды механистов, это не входит в мою задачу, но насколько правильна была наша общая установка, насколько правильной была наша генеральная линия – это ныне до такой степени всем понятно, что об этом говорить не приходится.

Нас обвиняли в свое время чуть ли не в мракобесии за критику и враждебное отношение к фрейдизму. Нам говорили, учение Фрейда открывает новые горизонты, а вы воюете с ним.

Мы отвечали: не все, что ново, хорошо для нас. Это новое вредно для марксизма, и поэтому мы должны вести беспощадную борьбу с фрейдизмом.

К сожалению, хотя фрейдизм был ликвидирован, что называется, на корню, непосредственно после того как т. Варья выступил со своим известным предисловием к «Истории философии», где он пытался исторический материализм Маркса подменить учением Фрейда, мы не можем сказать, что  среди марксистов нет тайных, так сказать, поклонников Фрейда. Фрейдизм еще недостаточно изжит. А насколько мы были правы в нашей критике показывают последние работы Фрейда. Я их излагать не буду, но я позволю себе привести только несколько цитат, довольно любопытных для характеристики современного момента в международном масштабе. Вы увидите, как Фрейд относится к нашей социалистической революции, как он смотрит на коммунистические «эксперименты», как он выражается. Я приведу только одну-две цитаты из книжки, изданный Госиздатом в 1930 г.

«Невозможно, –  говорит он, – отказаться ни от метода принуждения к культурной работе, ни от принципа господства меньшинства над массой, так как масса ленива и инертна, не любит отказываться от влечений и не поддается убеждениям в том, что такой отказ неизбежен, тогда как каждый в отдельности думает, что разнузданность вполне допустимая вещь. Только влияние исключительных личностей, которых масса признала своими вождями, может заставить обратиться к той полезной работе и к тем жертвам, от которых зависит сущность «культуры» (З.Фрейд, «Будущность одной иллюзии», 1930 г. стр. 10).

У всех людей по его убеждению живы первобытные разрушительные, антисоциальные и антикультурные тенденции. Большинство людей никогда не будет производить требуемого количества работы без принуждения и насилия. Угнетенные классы не способны к творческой культурной работе, они обуреваемы первобытными, доисторическими разрушительными страстями. Они, стало быть, вообще враждебны культуре.

Массы способны лишь на бунт, на бессмысленные мятежи. В своей новой работе он пишет следующее: «Я не имею возможности, так как не компетентен  дать экономическую критику коммунизма, но я компетентен дать психологическую критику коммунизма.» Исходя из присущих человеку вечных неизменных влечений, Фрейд считает, что коммунизм невозможен никогда и ни при каких условиях.

Борьба с махистами, которая отняла у нас много времени, конечно, отвлекла нас от других насущных задач. Так как кадры наши чрезвычайно ограничены, так как, с другой стороны, все силы пришлось бросить на механистический фронт, чтобы его разбить, то естественно, что некоторые другие участники работы за это время пострадали. Мы великолепно знаем, что после того, как политически и экономически господствующие классы –  помещики, капиталисты –  были свергнуты, контрреволюционная идеология этих классов продолжала еще в той или иной форме существовать. Естественно, что мы еще и в настоящее время может быть еще несколько более интенсивно, в связи с обострением классовой борьбы на новом этапе революции, имеем выступление идеалистов на различных участках, не только на чисто философском участке, где этим господам выступать гораздо труд нее, но, главным образом, в так называемых конкретных науках. Здесь мы имеем повсюду, начиная от математики и кончая общественными дисциплинами, идеалистические течения, даже, я бы сказал, мистические течения, потому что достаточно взять некоторые работы математического характера, чтобы убедиться в том, что нам трактуются такие проблемы, как проблема бога. То же самое, конечно, мы имеем и во всех других областях. В области биологии мы имеем сильное виталистическое течение, с которым тоже необходимо вести борьбу. Одним словом, ясно, что на этом участке фронта предстоит еще огромная работа.

Но надо сказать, с другой стороны, что борьба с механистами в значительной степени была также и борьбой идеализмом, потому что, борясь с механистами, мы одновременно боролись также с витализмом в области биологии, с идеалистическими течениями в области физики, ибо здесь, на основе кризиса современного естествознания, того кризиса, который как мне кажется, именно мы, с точки зрения диалектического материализма, осмыслили, вырастают идеалистические и мистические концепции. Успешно бороться с этими концепциями можно лишь в том случае, если материалистически и диалектически объяснить возникающие трудности и указать пути их преодоления. Недостаточно вопить о махизме физиков, как это делает тов. Тимирязев, а надо самим работать и преодолевать научно тупики, в которые часто выходит научная мысль.

Среди механистов имеются идеалисты, с которыми нам еще придется долго воевать. Ведь для всех вас ясно, что в воззрениях т. Сарабьянова несомненно очень много от субъективного идеализма; всякий, кто прочитал его последнюю книжку, в этом лишний раз убедится. Борьба против аксельродовского кантианства в этике есть также борьба с идеализмом. Таким образом, борьба с идеализмом велась и ведется нами, но в несколько иных условиях.

Победа, которая была одержана диалектиками над механистами сыграла огромную роль, имела огромное значение, которое может быть еще не поддается сейчас учету. Значение ее состоит в том, что диалектический материализм действительно проник в широкие круги, что он ворвался повсюду ,во все конкретные дисциплины. Прежде всего надо отметить, что он проник туда, куда раньше марксизм не имел доступа, т.е. в естественнонаучные дисциплины. В связи с этим авторитет марксизма необычайно вырос, в настоящее время можно сказать, что нет ни одного съезда специалистов, на который не приглашались бы представители  диалектического материализма с соответствующими докладами, в которых была бы дана правильная методическая установка.

Возвращаясь к деятельности общества воинствующих материалистов, необходимо напомнить, что членами его раньше состояли и механисты. Туда входил и Степанов, и Тимирязев, и Аксельрод и др. Но когда мы столкнулись на новом этапе революции с новыми задачами, когда мы вынуждены были осмыслить новый этап революции и дать ответ на новые проблемы в области конкретных наук, в едином лагере материалистов произошел раскол. Этот новый этап в развитии у нас философской мысли характеризуется тем, что в центре внимания встали проблемы диалектики, и мы выработали тогда соответствующую платформу, в которой говорилось о роли и значении материалистической диалектики, но эта платформа, которая ныне может показаться совершенно невинной, не была принята частью членов Общества воинствующих материалистов. Мало того, когда мы предложили заменить название Общества воинствующих материалистов названием Общества воинствующих материалистов-диалектиков, то это встретило оппозицию, встретило сопротивление, и тогда мы вынуждены были, – и пусть это нам ныне поставят в упрек, –  мы вынуждены были расколоть Общество воинствующих материалистов, разбить его, т. е. отмежеваться от механистов и воздать новое  Общество. Мы это и сделали, и что же мы потеряли от этого? Нет, мы не потеряли, а мы выиграли в тысячу раз больше, чем если бы мы сохранили старое общество.

С места: Потеряли Варьяша.

Деборин: Он никогда не состоял членом общества воинствующих материалистов. Мы раскололись. Правда, нас вначале была небольшая группа, но тогда к нам пришла на помощь молодежь, по преимуществу из Института Красной Профессуры, которая основала, тоже при нашем участии, «Общество материалистических друзей гегелевской диалектики». Эти два крыла, эти два течения слились воедино, создав Общество Воинствующих материалистов-диалектов, которое за это время, надо сказать, проделало огромную работу. Тогдашнее первое Общество воинствующих материалистов было, собственно, московской организацией, а нынешнее Общество Воинствующих материалистов имеет почти во всех крупнейших центрах областные отделения; существуют республиканские общества, как украинское, белорусское, закавказское; имеются отделения во многих крупных городах, группы содействия и проч. У меня сейчас нет цифровых данных, чтобы охарактеризовать объем, охват Общества воинствующих материалистов-диалектов. Но надо сказать, что Общество разрослось в огромную организацию, и главное, что нужно подчеркнуть – это то, что оно пошло в массы, понесло в самые широкие массы идей диалектического материализма, создавая и вызывая тем самым большое движение. Мы уже теперь имеем некоторые кружки на заводах и фабриках. Общество воинствующих материалистов не есть научно-исследовательская организация, а боевая организация, которая ставит себе целью борьбу за чистоту диалектического материализма и даже шире –  марксизма в целом, и признана откликаться на все актуальные вопросы. Естественно, что Общество воинствующих материалистов проделало огромную работу в связи, прежде всего, с критикой теоретических основ правого уклона. Надо сказать, что как раз механистическое мировоззрение и послужило основанием, теоретическим философским основанием для правого уклона. Естественно, что борьба против первого уклона явилась для нас продолжением борьбы с механистами. Теперь для всех ясно, как они смыкаются.  Мы всегда рассматривали механистическое течение, – и это отражение наших взглядов можете найти в наших публичных выступлениях, – как теоретическое выражение назревающего в партии особого уклона.

Основная задача, которая была поставлена перед нами Лениным, –  это разработка теории материалистической диалектики. И нужно сказать, что и в этой области мы кое-что сделали. Созданы, во всяком случае, уже известные предпосылки для дальнейшего движения вперед. Теперь, благодаря появлению ленинских работ, а также «Диалектики природы» Энгельса и новых работ Маркса, основные контуры теории материалистической диалектики вырисовываются все более явственно, все более и более определенно. Теория материалистической диалектики должна разрабатываться всем философским коллективом, ибо она предполагает использование всех достижений науки и опыта нашей революции. Ленин писал, что теория диалектики должна сложиться из всех областей знания, а конкретно перечислил следующее: историю философии, историю отдельных наук, умственного развития ребенка, умственного развития животных, историю развития языка, психологии, физиологии органов чувств и т.п. Если мы к этому прибавим, что для теории диалектики необходимо учесть всю практику классовой борьбы и все достижения социалистического строительства в нашей стране, то вы поймете, какая грандиозная задача стоит перед нами. Но это задача на длительный исторический период. Как ни трудна и сложна эта работа, надо сказать, что мы все-таки на этом участке подвинулись вперед. Это может быть выполнено только постоянной работой коллектива и в течение, конечно, длительного периода. Но, во всяком случае, основы заложены.

Теперь в порядке самокритики я остановлюсь на тех недостатках, – впрочем, отдельные недостатки я уже указывал, –  на тех недостатках и ошибках, которые были нами сделаны. Прежде всего, не ошибкой, конечно, а недостатком я считаю то, что мы недостаточно энергично вели атеистическую работу, работу по атеистической пропаганде, по разработке теории в этой области. Недостатком в нашей работе является также то, что мы, будучи отвлечены на основной фронт, уделили за последнее время несколько меньше внимания борьбе с идеализмом. Эту работу надо усилить, в особенности в настоящее время, когда в силу обострения классовой борьбы, в связи, с новым этапом революции, мы имеем оживление на этом фронте. Во многих утверждениях сидят старые реакционеры, в особенности под крылышком краеведческих организаций, где развивают идеалистические и религиозные взгляды. Мне пришлось, делая доклад на областной конференции ОВД в Вознесенске, ознакомиться с целым рядом в высшей степени любопытных в этом отношении явлении. Вскрывать все это важно, необходимо, и в этом отношении мы на прошлом этапе делали это недостаточно.

Дальше, мы недостаточно активное участие принимали в литературоведческой и в политэкономической дискуссии. Мы никогда на могли считать и не считали, скажем, Переверзева, диалектическим материалистом. Мы его считали «экономическим материалистом» типа 90-х годов, и естественно, что у него вся сумма ошибок вытекала из этой основной его установки. Экономический материалист иначе не мог рассматривать литературные явления, как это делает Переверзев.

То же самое по отношению к дискуссии в политэкономии, и в этой дискуссии я считаю, что наша теоретическая позиция, которую мы занимали, была правильной, ибо выступление тов. Карева в ИКП, когда он выступил против механистов, с одной стороны, и против Рубина, с другой стороны, это выступление не было его единоличным. Он выступал от имени нашего коллектива. Тем не менее, мы не можем сказать, что мы принимали достаточно активное участие в этой области. Нет, не принимали и не могли принимать, потому что наш актив чересчур узок.

С другой стороны, нас упрекают, в особенности журнал «Под Знаменем Марксизма», в том, что он печатал статьи Рубина и его единомышленников без примечаний, не отгораживаясь, не отмежевываясь от Рубина и его единомышленников. Это верно, хотя надо сказать, что, во-первых, не все статьи Рубина печатались без примечаний; с другой стороны, помещая статью Рубина по вопросам о предмете политэкономии, мы предпослали ей статью, в которой указывалось на ошибки Рубина, на неправильную его позицию.

Тем не менее, то обстоятельство, что мы недостаточно активно реагировали на дискуссию в политэкономии и печатали в «Под Знаменем Марксизма» некоторые статьи как Рубина, так и его единомышленников без примечаний, давало повод думать, что редакция «Под Знаменем Марксизма» солидаризировалась с той точкой зрения, которая отстаивалась Рубиным и его единомышленниками. Мы всегда отмежевывались от неправильного понимания соотношения исторического и логического, от формалистических и идеалистических установок Рубина и его единомышленников. Мы это делали, но, тем не менее упрек, который сделала нам редакция «Большевика», мы должны считать правильным.

Я мог бы говорить о своих личных выступлениях и по вопросу о Переверзеве и по вопросу о политэкономии, но это не имеет существенного значения. Дальше говорят, и это верно, теоретическая дискуссия по политэкономии страдала тем основным недостатком, что она в сущности топталась на одном месте, не выходила действительно за узкие пределы двух-трех, хотя и важных, проблем, не поднималась в высшие этажи в области политэкономии и не связывала теоретической работы с практическими задачами социалистического строительства; это совершенно неправильно, я должен напомнить, что я за 4 года до конца этой дискуссии, в двух специальных докладах, которые напечатаны, подчеркивал с особой силой необходимость изучения закономерностей переходного периода. В эту точку я бил. Я делал специальный доклад в том зале на объединенном торжественном заседании РАНИОНа и Комакадемии в связи с десятилетием Октябрьской революции и развивал мысль о необходимости перенесения центра тяжести интереса в сторону переходного периода, что не встретило, по-видимому,  сочувствия. Я говорил, что основной задачей, практической задачей для нас является изучение закономерностей переходного периода, изучение новых форм хозяйства, новых производственных отношений, которые складываются в ходе нашей революции и пр. и пр. Но все это не встретило отклика.

Особенно сильно наше отставание в области истмата. Но об этом мы говорили и на Второй конференции марксистско-ленинских учреждений я говорил: «Имейте в виду – здесь прорыв фронта, мы почти ничего в этой области не делаем; а то, что делается – недостаточно, слабо. У нас нет хороших учебниқов по истмату, имеются неправильные установки, и потому на этом участке фронта необходимо начать серьезную работу».

Другим крупнейшим недостатком в нашей работе является то, что нами совершенно недостаточно велась борьба против теоретических, методологических основ троцкизма. Таковы беглые итоги нашего прошлого, сейчас я перехожу ко второй части доклада.

 

II.

Товарищи, мы стоим перед необходимостью перелома, серьезного поворота в области теоретической мысли вообще и в области философии в частности. Чем диктуется необходимость этого поворота? Она диктуется, прежде всего, как я уже говорил, новым этапом революции. В условиях ожесточенной классовой борьбы рабочий класс, под руководством партии, приступил к решению основной задачи социалистической революции, к выкорчевыванию корней капитализма и созданию прочного фундамента социализма. Этот новый этап революции связан с тем коренным сдвигом, который происходит в области сельского хозяйства, где основные середняцкие массы крестьянства повернули в сторону социализма. Естественно, что новый этап революции у нас вызвал страшное бешенство всего старого мира и обострил классовую борьбу в международном масштабе; эта классовая борьба усугубляется и кризисом капитализма вообще. И вот создалась новая обстановка. Чрезвычайно характерным, может быть, символическим, является, как бы это сказать, выступление Рима против Москвы. Москва и Рим! Это –   два символа действительно интернационального значения, интернационального порядка. За Москву стоит весь международный пролетариат, а за Рим стоит империализм и все его прихвостни.

Интересно, как отражаются эти сдвиги в изменении классовых отношений в области идеологической. Я мог бы нарисовать очень любопытную картину, гамму всевозможных оттенков в области идеологии в международном масштабе, поскольку они характеризуют нынешний этап. Символически я противопоставляю Москву Риму, Рим –   Москве. Какой смысл имело выступление папы, попытавшегося под грязным значением папизма сплотить все самые отсталые элементы вокруг этого Знамени, под видом борьбы за религию против безбожного большевизма? Интересна статья известного епископа Вайца в одном из католических журналов; статья озаглавлена «Христократия и сатанократия».

Смысл выступления епископа Вайца сводится к тому, что сатанократия, т. е. господство большевиков, говорит на земле всеобщий ад, разрушение и хаос, и вот нужно противопоставить сатанократии христократию. Только христократия обеспечивает безопасность, веру и мир. Огромную активность проявляют как раз католические круги. И в высшей степени любопытно, с другой стороны, я считаю, что это нужно хотя бы мимоходом отметить, хотя может показаться, что это врезывается в мой доклад в качестве чужеродного тела, но я не могу этого обойти, и вот любопытно, что они в своих органах выдвигают необходимость заимствовать у большевиков их методы и формы работы. В одном журнале появилась специальная статья, в которой самым подробным образом излагается, что такое социалистическое соревнование, что такое стенгазета, система шефства, чистка, самокритика, выдвиженчество, ударничество и пр. и пр. Ведется пропаганда в том смысле, что все эти методы работы должны быть заимствованы у большевиков для мобилизации католических и вообще религиозных, реакционных кругов и т. д.

С другой стороны, характерно, что меньшевики, в особенности германские социал-демократы, высказались, как вам известно, в том смысле, что папа имеет «моральное право» выступать против Советского Союза.

В книге, которая недавно выпущена одним католическим теологом под названием «Социализм и католизм»  откровенно выдвигаются такие вещи: «Бедные крестьяне, слуги, рабочие всегда существовали. Почему не быть рабочему бедным, раз Христос говорил: «Бедные да всегда будут среди вас. Бедные и богатые должны любить друг друга как дети небесного отца»? и рабочие должны знать, что им необходимо жить экономно, трезво, не водить в кино и вообще не увлекаться всякого рода культурными и прочими потребностями». До такой наглости, до такого открытого цинизма доходят сейчас эти господа! Понимая, что идейным знаменем советской власти и коммунистической партии является материализм, атеизм и диалектика, все враги советской власти ведут в области идеологии борьбу против марксизма, Полагая, что тем самым они подкапывают основы коммунизма. На этой платформе сходятся католические патеры, протестантские пасторы, социалдемократы вроде де-Мана и др., а также и белогвардейцы, так называемые евразийцы. Единый фронт, в области антисоветской политики дополняется блоком в области идеологии. Евразийцы, естественно, понимают в этом деле активное участие. Под евразийцами я лично понимаю фашистов, контрреволюционеров, которые сейчас смыкаются в одно течение для вооруженной борьбы против советской власти. Для них в области идейной основным врагом, как они сами пишут, является материализм, атеизм и материалистическая диалектика.

«Величайшая задача нашего времени, – пишут они, – это насыщение современных социальных процессов религиозным содержанием. Коммунистический атеизм есть низведение человека в животное (бестиальное) состояние. Коммунистический атеизм порывает связь человека с творческим центром, мира, связь, которая отличает человеческий род остального органического мира. Коммунистический атеизм должен быть преодолен в дореволюционном процессе».

Евразийцы мечтают о свержении советской власти, после чего надеются реставрировать церковно-религиозную идеологию, которой у нас нанесен такой могучий удар. Но, подобно представителям западноевропейского религиозного социализма, они пытаются обмануть рабочих. Так евразийцы пишут: «Социальная же проблема, с чрезвычайной силой поставленная коммунизмом, подлежит принятию и вместе с тем  дальнейшему развитию и небывалому развитию. И неслучайно, что проблема труда и царства трудящихся с такой силой поставлена именно в России. Это – одно из проявлений мессианского призвания России, и задача дальнейшего развития заключается в том, чтобы идею царства трудящихся связать с религиозной идеей» (Евразийский сборник, 1929 г., см. ст. Савицкого). Евразийцы, таким образом, вынуждены признать, что «социальная проблема с чрезвычайной силой поставлена коммунизмом». Этого они могут отрицать, но при этом они надеются лицемерным принятием и обещанием даже дальнейшего «небывалого» развития царства трудящихся завоевать симпатии трудящихся. Но все это напрасно, ибо тут же развивается мысль о необходимости восстановления собственности, расправы с рабочими-коммунистами и проч. Для нас в этой связи важно подчеркнуть, что евразийцы истинные свои намерения прикрывают теологическим лозунгом о необходимости спасения религиозной идеи, «творческого центра мира» от безбожных большевиков, надеясь таким путем «перетянуть» на свою сторону отсталую часть крестьянства, мещанство и проч. Напрасные старания. В другом месте евразийцы ополчаются против Фейербаха и Маркса в следующих выражениях: «Фейербах и Маркс для нас поистине самые далекие, самые чуждые мыслители. И практически нам они чужды, как чужды крайние приложения западного практицизма, как чужд буржуазный американизм и его родной брат, американизм коммунистический без частного капитала и частной инициативы, но, в конце концов, сводящийся к суетному и торопливому техническому переустройству мира. Мы не против такого переустройства мира, но вовсе не считаем его единственной и последней целью. Иными словами, мы не делаем кумира из практики, но ищем такое «созерцание», которое деятельности не противоречит и ее осмысливает».

Таким образом, частный капитал и частная инициатива – вот к чему сводятся все заботы евразийцев, осмеливающихся говорить еще при этом о необходимости принятия ими «социальной проблемы». Каковы намерения этих господ для всякого очевидно. Они протестуют против «суетного и торопливого технического переустройства мира». Еще бы! Наша пятилетка и успехи на фронте социалистического строительства являются предметом особой злобы со стороны всех врагов советской власти.

Я мог бы привести еще ряд рассуждений евразийцев направленных против воинствующего материализма и материалистической диалектики. Но достаточно и сказанного.

Стало быть, основным врагом для них является воинствующий материализм, воинствующий атеизм и материалистическая диалектика. Естественно, что и в нашей стране, в нашем Союзе идеологи реакции также выступают или совершенно открыто, или в прикрытой форме с теми же идеями – нужно указать еще раз на Лосева. Мы здесь имеем открытую смычку идеологов реакции и крепостничества вне нашего Союза с представителями реакции внутри Союза. Естественно, что в связи с обострением классовой борьбы усилилось оживление религиозных настроений, течений и т.д., все это смыкается в единое целое. Так что на это Новом этапе, как вы видите, возникает как бы целый ряд новых задач, также международного характера, поскольку там не ведется постоянной систематической борьбы против всех оттенков религиозного социализма, идеализма, поповщины и пр.

В Западной Европе мы имеем некоторые новые явления, которые характеризуются попытками проникновения Гуссерлианства в марксистскую домену. Имеются попытки подвести под основные категории исторического марксизма гуссерлианский базис. Громадным влиянием пользуется фикционализм. Естественно, если расширить рамки нашей деятельности, – а это наша обязанность – то вы увидите, какая огромная задача международного порядка стоит перед нами в области теории. Эти течения встречают отклик и в нашем Союзе.

Обращаясь теперь к тем новым задачам, которые стоят сейчас перед нами, к новым задачам, которые определяются, как я уже говорил, новым этапом революции, нарождением новых форм хозяйства, новых производственных отношений, изменением соотношения классов в нашей стране, мы должны сказать, что здесь необходимо совершить поворот в сторону актуальных проблем социалистического строительства. Необходима большая активизация и политизация философского фронта.

В связи с этим перед нами встает основная проблема, проблема о самой сущности, о самом содержании, о самой природе науки. Надо сказать, что этой задаче с моей точки зрения, уделяли и уделяют до сих пор слишком мало внимания, по-видимому, предполагая, что эта задача до такой степени сложна, что не поддается как бы разрешению. Я имею, прежде всего, в виду проблему научного предвидения, которая для нас в настоящее время становится одной из актуальных проблем. Именно проблема научного предвидения, проблема прогноза вовсе не так неразрешима, как это может показаться с самого начала. Мы имеем величайшие гениальнейшие предвидения в сочинениях Маркса и Ленина. Диктатура пролетариата является гениальным, невиданным в истории предвидением. Но можем ли мы ограничиться тем, что сделано Марксом в этой области на будущее, когда мы переживаем совершенно новую историческую эпоху и когда перед нами стоят совершенно новые задачи? Проблемы предвидения, плана и директивы связаны взаимно друг с другом. На данном этапе эти проблемы могут быть разрешены лишь на основе теоретического изучения всего нашего социалистического строительства и всех связанных с ними предшествующих этапов классовой борьбы и революции вообще.

Ленин постоянно подчеркивал значение практической диалектики, которая, конечно, должна быть связана теснейшим образом с теорией диалектики; говоря о практической диалектике, он прямо указывал, что речь идет об изучении опыта, прежде всего, нашей революции, которая даст нам совершенно новые возможности, откроет новые перспективы для теории диалектики и, главное для осмысливания закономерностей развития.

Научный прогноз возможен на основе изучения новых закономерностей нашей эпохи. Изучение опыта нашей революции, различных форм классовой борьбы на различных этапах нашей революции, изучение вопросов исторического материализма в целом на новом опыте нашей революции, когда все вопросы ставятся по-новому, – все это является в настоящее время делом первостепенной важности. Возьмем для примера проблему социально-экономической формации, смену различных формаций. Это вопрос актуальный и для экономистов, и для истматчиков, и для историков. В переходную эпоху изучение посредствующих звеньев, этапов, форм хозяйства в процессе строительства социализма служит исходным пунктом для дальнейшей практической работы. В известном смысле и разработка материалистической диалектики может происходить на основе богатого материала и достижении, даваемых нашим социалистическим строительством. Маркс учил нас, что капитализм представляет историческую эпоху, непосредственно предшествующую сознательному переустройству человеческого общества. Уже в наших условиях соотношение между элементами стихийности и сознательности совершенно иное, чем при капиталистических условиях.

В связи с этим приобретает огромное значение рост планового хозяйства. Стало быть, эта проблема, самая проблема методологии планирования должна быть поставлена как теоретическая проблема. Теоретическая мысль должна идти вперед, заглядывать в будущее – это основная ее задача. И в этом смысле, конечно, нужно сказать, что у нас теоретическая мысль, часто отстает от непосредственного хода нашей революции , на что уже было указано тов. Сталиным.

В связи с бегло отмеченными задачами естественно встают отчасти совершенно новые проблемы, отчасти старые, но в совершенно новой форме, проблемы так называемого истматовского порядка. До сих пор этот участок был запущен. Сейчас все проблемы нашего социалистического строительства должны разрабатываться изо дня в день. Здесь стоят огромные и совершенно новые проблемы и задачи. Отчасти эти задачи тоже в виде наметки сформулированы в резолюции, которая будет вам предложена. Конечно, этим далеко не исчерпываются все те вопросы, которые сейчас стоят в этой области. Во всяком случае, сейчас надо понять, что здесь поворот необходим, и это нужно делать сознательно, планомерно и нужно понимать все значение этого поворота.

С другой стороны для строительства социализма или, вернее, для правильного выполнения, для возможности выполнения всех этих задач, необходимо мобилизация всех наук на службу социализму. И с этой стороны нужно, конечно, также понимать, что те общие теоретические задачи, которые стоят в каждой данной области, само собой разумеется, не отменяются, но вместе с тем в целом ряде научных дисциплин необходимо поставить задачи, связанные с социалистическим строительством, и мобилизовать их на службу социалистическому строительству. Мы знаем, что целые отделы биологии, например, в высшей степени важны именно для этой задачи, и то же самое во всех других областях.

Призывая вас к повороту, я должен подчеркнуть, что было бы неправильно думать, будто задачи, которые стояли на прошлом этапе, и среди них основная задача – разработка материалистической диалектики, – что эти задачи отныне, в виду этого поворота, отпадают. Ни в малейшей степени. В том-то и дело, что нужно понимать преемственность задач прошлого этапа и нового этапа подобно тому, как мы это видим в области чисто-политической. Мы должны помнить, что эта задача продолжает оставаться перед нами важнейшей задачей на философском фронте. Эта задача, которая поставлена Лениным в том огромном объеме, о котором я уже говорил. Но эта задача – разработка материалистической диалектики, – конечно, усугубляется и вместе с тем обогащается материалом, конкретными результатами, которые дает нам наша революция и новый ее этап, весь исторический опыт революции, как и вся совокупность знания.

В связи с этим, само собой разумеется, перед нами выдвигается задача дальнейшей разработки литературного, т. е. философского, главным образом, наследства Ленина, но и не только философского, а всего того наследства, которое имеет значение и важность для теории диалектики, – стало быть, также и проблемы стратегии и тактики классовой борьбы и т. д. Наследство Маркса, Энгельса и Ленина должно разрабатываться со всей тщательностью. Мы имеем в их работах много в высшей степени важных и новых явлений, которые до сих пор не получили еще достаточного освещения.

Мы имеем ряд новых постановок в отношении различных проблем во вновь опубликованных работах Маркса и Энгельса. В высшей степени странным и непонятным является, например, то обстоятельство, что марксистские психологи до сих пор даже не подумали о том подходе, который рекомендуется Марксом в области психологии.

Эта Марксова постановка вопроса имеет огромное значение и для построения материалистической диалектики.

Так же, конечно, можно было бы указать на целый ряд совершенно новых постановок, которые мы имеем у Маркса и у Энгельса по другим вопросам.

Обращаясь теперь к вопросу о группировках на философском фронте, я должен отметить, что главный опасностью внутри марксистского, коммунистического фронта продолжает оставаться механистическая концепция. И поэтому борьбу здесь необходимо продолжать и, быть может, усилить. С другой стороны, намечаются некоторые новые явления – надо уметь смотреть действительности прямо в глаза. Я говорил о различных этапах в нашем философском развитии. Мне представляется, что мы имеем сейчас наметку некоего «синтеза» пройденного этапа, некую новую попытку примирения механистов или механистической концепции с элементами диалектического материализма. Не надо обманываться на этот счет, надо уметь видеть вещи в их зародыше. Конечно, перед такой опасностью мы стоим; если мы скажем, что главной опасностью является механистическая концепция, то мы вместе с тем видим и примиренческое отношение к механистам. Для нас эта установка совершенно неприемлема: будут ли нам говорить сейчас о некоторых «отдельных  ошибках» у механистов, будут ли это выражать менее осторожно, во всяком случае, я считаю, что это для нас неприемлемо. Мы на новом этапе должны углу бить нашу борьбу с механистами, ибо новый этап, если мы пойдем по этому пути, сулит нам новые опасности, опасности новых уклонов. Это нужно понимать.

Вот это  – главная опасность. Но не скрою и того, что имеется опасность и другого порядка, опасность формалистического порядка, формалистического понимания материалистической диалектики. Это имеется у отдельных товарищей, которые уже сделали в этом отношении грубейшие ошибки. Мы этого не должны забывать, должны это заявить и должны с этими ошибками бороться. Ошибки такого формалистического порядка, конечно, могут при известных условиях, если они будут дальше продолжаться и не встретят соответствующего отпора, не встретят критики, дружеской товарищеской самокритики в смысле выправления ошибок, эти формалистические ошибки со временем могут перейти в идеалистические ошибки.

Я уже указывал, что и в конкретных науках мы имеем, с одной стороны, механистическую опасность, а с другой стороны – идеалистическую опасность. Я уже говорил о необходимости углубления нашей работы на атеистическом фронте. Но, конечно, это нужно делать по-особому, именно постольку поскольку, наши организации могут, как говорил Ленин, углубить эту работу.

Само собой разумеется, что все эти задачи, с одной стороны, работа положительная, творческая: новые проблемы, новые задачи, которые мною намечены, правда, только схематически, с другой стороны, борьба со всевозможными уклонами, с идеалистической опасностью в общесоюзном и международном масштабе и с ошибками отдельных товарищей в нашем собственном лагере, все это требует напряжения всех сил и коллективной работы. Эти огромные задачи могут быть выполнены, если философские кадры действительно будут значительно расширены. При нынешних кадрах эти задачи не могут быть выполнены. Если мы не будем иметь работников, которые будут брошены на этот фронт, если мы не добьемся расширения философских кадров, то само собой разумеется, что эти задачи не будут выполнены.

С другой стороны, конечно, для расширения этих задач необходимо развертывание самокритики. Но самокритика самокритике рознь. Одно дело товарищеская самокритика, которая ставит себе целью выпрямление, исправление ошибок у тех или других товарищей, защиту генеральной линии от всевозможных уклонов, шатаний и т. д., в ту или другую сторону, и другое дело, когда прикрываясь самокритикой, стремятся лишь дискредитировать товарищей. Это я считаю извращением самокритики. Я не могу, например, пройти мимо статьи Фурщика, появившейся в «Большевике», не могу пройти мимо этой статьи, потому, что эта статья не образец самокритики, а образец совершенно недопустимого извращения самокритики, поскольку взгляды критикуемого лица фальсифицируются, поскольку ему приписываются вещи, совершенно ему чуждые. А, с другой стороны, если берешься критиковать, то, прежде всего, нужно знать марксизм.

С места: Это труднее.

Деборин: По существу же установка т. Фурщика антимарксистская и, стало быть, неправильная.

Варьяш: Официальная статья была в «Большевике».

Деборин: Хорошо, тов. Варьяш, я знаю, что Вы довольны. А об официальном характере статьи вы будете иметь возможность говорить, когда получите слово. Я здесь разбирать статью Фурщика не буду. Сделаю только одно замечание. Автор утверждает, что ни у Маркса, ни у Энгельса нет совершенно даже термина «социальные инстинкты»; далее, он расправляется с дарвинизмом легко, объявляя, что Дарвин – либерал. Ну, а раз Дарвин либерал, то какое значение имеет для нас точка зрения Дарвина? Но кому не известно отношение к дарвинизму Маркса, Энгельса и Ленина? Маркс и Энгельс говорили, что дарвинизм является естественноисторической основой марксизма. Что говорит Энгельс о так называемых социальных инстинктах? Вот что он говорит в письме к Лаврову по этому вопросу: «Я не могу согласиться с вами, что борьба всех против всех была первой фазой человеческого развития. По моему мнению, общественный инстинкт был одним из важнейших рычагов развития человека из обезьяны. Первые люди, вероятно, жили стадами, и, поскольку мы можем углубиться в глубь веков, мы находим, что так и было».

Если же мне хотят приписать, что будто я стою на той точке зрения, что нравственность присуща животному миру, то как раз в своих статьях я и говорю что нравственность имеет место только в человеческом обществе.

Если согласиться с Фурщиком, то Энгельс стоял на точке зрения идеалистической, кантианской, каутскианской, априорной и т.п. Этим беглым замечанием я ограничусь, а по существу разберем вопрос в другое время и в другом месте.

Итак, кончаю. Основной смысл поворота –  это обращение к актуальным задачам, которые диктуются новым этапом нашей революции и всем социалистическим строительством.

 

Заключительное слово 24 апреля 1930 г.[2]

В 1926 г. в апреле и мае, когда у нас происходили генеральные бои с механистами в Институте философии, против нас велась атака со всех сторон. Тогда многим казалось, что борьба происходит на чисто «личной» почве, что, мол, никаких существенных разногласий нет. В таком духа выступала Л. И. Аксельрод и все остальные механисты, в том числе и присутствующий здесь Т. Варьяш, который думает, – и не без некоторого основания, –  что наступил праздник уже на его улице. Были та кие товарищи, вероятно, не особенно дальновидные, которые просто недостаточно ориентировались, у которых не было достаточно опыта, которые действительно полагали: помилуете, какие же тут в конце концов разногласия? Есть какая-то борьба между «личностями». История показала, и теперь вряд ли найдется хоть один человек в этом зале, кроме т. Варьяша, кто не признал бы нашей правоты на все сто процентов.

Сейчас мы тоже переживаем очень серьезный момент; я уже намекал в своем вступительном докладе, что всякие повороты, крупные дискуссии и т. д. совпадают обычно с известными из мнениями в структуре нашей страны, с известными этапами революции, ибо наша философия, как мы это постоянно утверждаем, теснейшим образом связана, конечно, с политикой. Она всегда отражала этапы революции на высотах идеологии. Но кто умеет разбираться, тот понимает, что нынешней «кризис» в области философии сигнализирует о каких-то процессах более глубокого характера. На дискуссии с механистами четыре года назад я говорил, что среди нас разногласия чисто философского характера. Мы спорим о самых сложных и тонких материях. Но эти разногласия отражают в той или иной форме ту классовую борьбу, которая происходит в стране, отражают нарождение нового этапа революции. И сейчас вполне естественно, что при тех колоссальных сдвигах, которые происходят в нашей стране, при необычайном подъеме нашей революции в данный исторический момент, наша дискуссия отражает определенные процессы, происходящие в стране, определенные формы классовой борьбы. И поэтому напрасно тут некоторые товарищи пытались изобразить дело так, что боимся каких-то дискуссий, мы боимся самокритики и проч. Все это сумасшедшие пустяки. Во все не в этом дело. Наоборот, при переходе к новому этапу революции, при том повороте, о котором я говорил, неизбежны определенные споры, и неизбежны известные издержки, о которых сегодня может быть преждевременно говорить, но о которых мы поговорим, вероятно, через год или через два года. Мы были бы очень плохими марксистами, очень плохими коммунистами и очень плохими диалектиками, если бы мы не были в состоянии нащупать того, что происходит за этими «формальными» подчас дискуссиями и спорами вокруг организационных вопросов. Но это мы нащупываем, и на это я уже указал в своем докладе, я указал, правда, намеками на то, что мы, с одной стороны пережили очень важный этап борьбы с механистами и что, с другой стороны механистическое течение является в известном смысле конгломератом различных предыдущих ревизионистских, аңтиленинских, антимарксистских течений, которые витала в себя механистическая группировка.

Нет ничего страшного, если мы не боимся слов, и если мы действительно хотим поставить точки над i, если мы собрались не для того, чтобы просто разговаривать, а для того, чтобы выяснить положение на идеологическом фронте, нет ни чего «ужасного», говорю я в том, что, мы попытаемся дать некоторый предварительный, ибо преждевременно давать более обстоятельный анализ тех настроений, которые здесь выявились. Я указывал на то, что намечается некоторая новая группировка, которая так и иначе будет связана с механистами – тут будут различные уступки с той из другой Стороны, различные формальные «отказы» заявления и пр., но мы будем свидетелями перегруппировки на философском фронте. И не боюсь сказать это совершенно открыто, ибо тогда зачем же нам собираться разговаривать, если мы не в состоянии дать анализ того, что происходит?

В самом деле, что здесь происходит? Если мы проанализируем (к сожалению, у меня очень мало времени для этого) речи, которые здесь произносились, если мы возьмем всю гамму по крайне левого загиба до…

С места: Правого!

Деборин: Да, правого, то мы увидим, что мы здесь имеем чрезвычайно любопытный перелет, на котором надо уже ныне, когда он еще в зародыше, остановиться, надо указать, куда мы идем и куда мы можем прийти, если мы последуем за некоторыми товарищами, которые пытаются так или иначе, может быть даже и бессознательно, создать новую свою линию. Если мы возьмем всю гамму этих речей, этих выступлений, то товарищи должны будут признать, что здесь были произнесены речи, которые выходят далеко за рамки того, что мы называем самокритикой.

Одни товарищи говорили: ваша генеральная линия правильна, не мол, не хотим разгромить руководство, не хотим снять руководство. А, с другой стороны, велась линия прямо на снятие руководства, линия на дискредитирование философского руководства. Против этого мы будем бороться. Почему мы будем бороться? Конечно, не потому, что мы цепляемся за философское руководство, а потому, что то, что имело место на фракции, говорит о нездоровых явлениях.

Имеем ли мы действительно зародыш новой группировки? Конечно, имеем. Зачем это скрывать?

Но эта группировка явно гнилая; поскольку выявилась ее идейная физиономия, – довольно опасная. И вот эта группировка «жаждет власти». Например, если тов. Дмитриев говорит, что он с нами расходится во всем (он расходится, видите ли!) и в понимании нами истории философии, и в понимании нами диалектики, и в понимании нами исторических задач, которые стоят перед нами, «если он говорит, что у нас полный отрыв от партийной линии, что философское руководство оторвалось от партии, и пр. и пр. и в то же время утверждает, что он согласен основной линией, которую проводит философское руководство, то что сказать о такой критике? Ведь это смешно так говорить!

С места: Лицемерие!

Деборин: Я не буду выражаться крепко, не в этом дело, но, во всяком случае, я в этой группировке (а здесь определенно говорилось о группировке), в группировке Дмитриева, Максимова и др., вижу, с одной стороны, перехлестывание того, что мы называем самокритикой – ибо это вовсе не самокритика, а это уже нечто совершенно другое, –  а, с другой стороны, мы имеем здесь левый загиб на философском фронте, с третьей же стороны мы имеем совокупность взглядов, с которыми мы солидаризироваться никоим образом не можем, не говоря уже о той организационной и тактической линии, которой они придерживаются на данном этапе нашей дискуссии.

Действительно, –  здесь уже говорилось, что т. Дмитриев, конечно, имел полное право прийти сюда и в порядке самокритики указать на все наши недостатки, недочеты, ошибки и пр. Пожалуйста, мы все их здесь признавали, признавали все наши товарищи, которые здесь выступали, признавали, что у нас были недочеты в работе, что у нас были ошибки и т.д. Странно было бы, если бы у нас не было ошибок. Но ведь одно дело выступать таким образом, а другое дело выступать с «убийственной» критикой всей нашей генеральной линии и с заявлением, что задача, которая перед нами сейчас стоит, – это протереть т. Деборина с песочком…

С места: Без песочка!

Деборин: Без песочка – это для блезиру, а именно с песочком – надо понимать по-настоящему… Протереть его как следует быть! Да, вот как вставится вопрос. Тов, Дмитриев поспешил выдать свой секрет: оказывается, что все дело сводится к тому, чтобы дискредитировать лично Деборина…

Тов. Дмитриев нас «критиковал». Но ведь простите, пожалуйста, тов. Дмитриев вовсе не рядовой работник на философском фронте, не рядовой не в том смысле, чтобы у него были серьезные работы или другие заслуги, но в том смысле, что он профессор ИКП, он, стало быть, человек, который претендует, конечно, на роль вождя. Так я спрашиваю вас, т. Дмитриев, написали ли Вы за это время хоть одну статейку по поводу правого уклона? Написал ли он какую-нибудь статейку против механистов? Нет, он этого не сделал. Я должен сказать, что мы к т. Дмитриеву никогда не относились с доверием в смысле его приверженности и преданности диалектическому материализму. Почему? Потому, что мы знали, –  а мы каждого знаем, – мы знали, что у него, в сущности, имеется примиренческое отношение к некоторым основным положениям механистов, А, с другой стороны, мы знали, что у него есть формально логические заскоки, о которых здесь говорили, что у него имеется, действительно, схоластический уклон. Мы это говорили, это знали, и поэтому он более рьяно, чем другие и собирается нас „протирать”. Выступление Т. Дмитриева не является случайным выступлением в такой именно форме. Мы прекрасно знаем, что т. Дмитриев не в первый раз выступает.

Дмитриев: Я в «Правде» статью писал против вас, т. Деборин.

Деборин: Единственное, что он мог сделать, это в самый разгар борьбы с механистами нанести нам удар в спину, выступив со статьей такого характера, который означал уже тогда: «философское руководство не годится». Вот смысл вашего выступления. Однако прошло несколько лет, и, казалось бы, философское руководство осуществило то историческое дело, которое оно должно было осуществить, Вы нам не помогали в борьбе с механистами, а мешали. Да, вы нам мешали, потому что вся ваша установка не является ортодоксальной марксистской установкой. И это, наверное, еще, кажется и в будущем, это сказывается во всех ваших статьях, во всех ваших выступлениях.

Так вот, если мы имеем дело с такого рода выступлениями то, конечно, мы должны сказать, что тут имеется уже расхождение принципиальное в понимании всех вопросов, ибо здесь совершенно иная установка, с которой мы согласиться не можем.

Тов. Максимов тоже всегда недоволен. А между тем все ляпсусы, которые были сделаны в борьбе с механистами действительные ляпсусы, эти ляпсусы прежде всего делал т. Максимов, который не выступил и не заявил, что это его ошибки. Он должен был от них отказаться несмотря на то, что мы еще в свое время требовали этого от него, что мы говори ли, что было бы лучше, если бы он отказался от таких-то и таких-то формулировок, которые не являются с нашей точки зрения правильными, тов. Максимов этого не сделал.

Максимов: Никто не обращался.

Деборин: Вы тоже, т. Максимов так и т. Дмитриев, ковыляете и ковыляете за нами, т.е вы шли до поры, до времени единым фронтом, но мы знали, что вы механистов расцениваете, как представителей левого уклона, что вы не отдавали себе отчета в том значении, которое имеют механисты, я указывал на опасность, которая здесь кроется, на необходимость борьбы с механистами, потому, что механистическая концепция является, прежде всего, теоретической основой қулацкото уклона, кулацкой идеологии. Вы же с этой оценкой не соглашались, считая механистов «левыми».

Вы за новое течение. А это течение берет отсюда кусочек, оттуда кусочек и это называется эклектизмом. Так и нужно охарактеризовать; обижаться тут нечего. Тов. Фурщик, Дмитриев и Максимов идут вместе. Теоретическая их позиция для нас не приемлема. Мы считаем, что тов. Дмитриев отступает от Энгельса, когда классифицирует философские системы не по тем принципам, которые выдвигал Энгельс, а по своим «особым», «выдуманным принципам».

Тов. Варья мог здесь получить столько удовольствия! (смех). Это он, т. Варья, особенно горячо аплодировал т. Дмитриеву. Вы уже с ним сходитесь в целом ряде пунктов, сами этого не сознавая. У них обоих мы видим формально-логический, схематический уклон и ревизию  Энгельса. Поэтому у вас все основания особенно горячо «протирать» Деборина.

Дмитриев: Где это?

Деборин: В том-то и дело, что мы имеем все документы, т. Дмитриев, напрасно вы так говорите. У нас все это есть (смех). Вы делали доклад под моим председательством, – ясно или нет? Ясно! Здесь присутствуют те товарищи, которые тогда были. Ваше выступление достаточно тогда критиковалось.

Дмитриев: Как ваши Цитаты?

Деборин: Когда вам нужно будет для обоснования своей неправильной позиции, вы будете ссылаться на мои цитаты, на меня, а в других случаях вы будете меня «прорабатывать». Мы не согласны с вашим пониманием спинозизма, которое в значительной степени сходится с пониманием Аксельрод, то же самое по целому ряду других пунктов. Вот здесь я вижу уже известные зародыши новой «принципиальной» позиции, но чрезвычайно опасной…

Остановлюсь в нескольких словах на выступлениях других товарищей. Выступал здесь т. Тимоско, выступал т. Юдин.

Тимоско: Тоже группировка?

Деборин: Я ведь еще ничего не сказал. Я ведь не отожествляю выступления Дмитриева и Максимова, где я вижу определенные элементы для новой группировки, с вашими выступлениями. Правда, т. Тимоско и Т. Юдин отмежевались от выступления Дмитриева. Эти товарищи стоят на другой позиции. Я не имею оснований сказать, что эти товарищи образуют уже особую группировку. Они выступали с критикой деятельности философского руководства, иногда правильно, а иногда не правильно, но во всяком случае это была самокритика. Но вместе с тем нужно сказать все-таки, что напрасно вы, т. Юдин и т. Тимоско, обвиняете философское руководство в том, что мы будто бы против самокритики. Категорически заявляю, –  и это заявляли наши товарищи, которые выступали, –  категорически заявляю, что мы стоим за самую широкую болшевистскую пролетарскую самокритику.

С места: Это декларация.

С места: Надо делом доказать.

Деборин: Это декларация. Чего Вы требуете от меня сегодня? Я только борюсь против опасных тенденций Дмитриева Фурщика и их единомышленников. Самокритика должна помочь нам в нашей большой работе, должна дать нам возможность выправления. Ошибок наших товарищей, –  но мы будем бороться против нового течения, которое идет против марксизма-ленинизма. Вы в недостаточной степени отмежевались именно от этой стороны. Вы отмежевались от формы их выступления, от форм их самокритики – это правильно, но вы не в достаточной степени или вовсе не отмежевались именно от тех элементов, которые дают уже возможность для зарождения нового эклектического течения, против которого мы должны бороться с самого начала.

Юдин: Я говорил об этом.

Деборин: Если вы говорили –  тем лучше. Но посмотрим, что вы завтра будете говорить. Конечно, нужно понимать, что для этого имеются объективные основания. Я раньше говорил, что ни один поворот не обходится без соответствующих издержек.

С места: И когда он очень долго продолжается, издержки получаются большие.

Деборин: Вы мне напомнили, я об этом скажу. Для эклектизма имеются объективные основания и в нашей стране; все это надо видеть и понимать. Поэтому, если вы, товарищи, с нами согласны и это понимаете, то вы должны сказать: самокритика – самокритикой, это одно дело, а другое дело –  за рождение нового течения, отходящего от марксистско-ленинских позиций.

С места: Правильно.

Деборин: Против этого мы должны бороться. Если будут прикрываться самокритикой для протискивания нового эклектического багажа, то мы будем бороться против этого, и только просим вас не смешивать борьбу против этого с борьбой якобы против самокритики. Против, самокритики мы не боремся, это ложь. Наоборот, мы будем вместе с вами эту самокритику проводить, будем вместе с вами критиковать и других, и самих себя. Разве мы в этой декларации не критикуем самих себя?

Так вот каково расположение сил. Расположение сил именно таково, как я охарактеризовал, как я здесь обрисовал. Надеюсь, что основную линию, поскольку она была здесь признана большинством, огромным большинством товарищей, правильной, что эту основную линию мы будем дальше проводить и что товарищи не пойдут за эклектической группировочкой, которая давно уже занимается делом дискредитирования видя в этом основную задачу. Куда это приведет, покажет будущее.

Теперь я должен остановиться в нескольких словах на Каутском и затем статье Фурщика. Я не буду утомлять ваше внимание разбoрoм статьи Фурщика, это вовсе не входит здесь в мои расчеты, здесь мы занимаемся не этим делом, но я должен подчеркнуть следующее: Фурщик является членом ОВМД, Фурщик состоит научным сотрудником Института Философии, Фурщик является преподавателем ИКІI – у нас происходит в течение трех вечеров эта жаркая дискуссия, а где Фурщик? (смех, аплодисменты).

Шабалкин: Пропал, то верно.

Деборин: Я отпрашиваю вас, т. Дмитриев, где Фурщик? (Аплодисменты). Где этот смелый боец за диалектический материализм, который прячется в коридорах ИКП, но который не приходит на фракции, чтобы отстаивать свою точку зрения… (Аплодисменты), если он убежден в правоте ее? Но он не придет. Он не придет, как он не пришел на доклад, который мы ему предложили от имени ОВМД: «Дорогой т. Фурщик, у тебя есть разногласия, ты же член ОВМД, ты член Ин-та Философии, пожалуйста, я тебе предлагаем доклад; сделай доклад, выступи с самокритикой открыто, со всеми твоими разногласиями – мы обсудим», – так мы ему говорили. Нет, не сделал доклад т. Фурщик; он заявил, что у него и разногласия нет. Он не явился и на это собрание, хотя дух Фурщика витал здесь в достаточной степени. (смех)

Теперь о Каутском. Должен сказать тем товарищам, которые не совсем знакомы с историей марксизма, и это не является каким-либо обвинением, что есть ряд работ у Каутского, которые написаны при непосредственном участии Энгельса. Вот как обстоит дело. Они были проредактированы, проредактированы даже Энгельсом. Поэтому просто выкинуть их нельзя, потому, что в таком случае мы должны выкинуть некоторую часть Энгельса. Энгельс очень много редактировал, корректировал, принимал личное участие в целом ряде работ, в частности, в ряде работ, написанных Каутским. Однако их тоже надо знать. Посмотрите, каково отношение Ленина к марксистским работам старого Каутского. Ленин в 1920 г. писал, что Каутский в некоторых своих работах учил марксовой диалектике; Это он писал в «Детской болезни левизны»; ряд работ Каутского остается и останется навсегда, – говорит Ленин, –  ценным приобретением социалистической литературы. Да, эти работы имеют определенную историческую ценность, мы не можем просто выкинуть, это нигилизм какой-то, левый нигилизм, этому нас не учил Ленин, этому нас учит Корш, этому нас «учит», –  одним, слом, вся ультралевая группировка, которая теперь выступает против Ленина. Вот как обстоит дело в отношении Каутского.

Значит ли это, что мы, и, я в частности, считали когда-нибудь Каутского выдержанным до конца диалектическим материалистом? Нет, этого не было никогда, даже тогда, когда я был моложе и выступал на страницах «Neue Zeit» Тут говорят о том, что надо критиковать Каутского. Но ведь я это уже делал. Я в предисловии к «Материализму и эмпириокритицизму» Ленина проводил старое письмо Каутского по вопросу о маxизме и кантианстве и указывал, что никогда Каутский не стоял на почве выдержанного диалектического материализма. А мы, старые социал-демократы, в 1906-1907 и 1908 гг. разве не знали, что на страницах «Neue Zeit» в одинаковой степени пишут и махисты и материалисты? Я же и выступал на страницах «Neue Zeit» как раз против Махистов. Почему? Потому, что «Neue Zeit» колебался и давал место одинаково и тем, и другим. Об этом говорили и писали, и мы это же делали. Видите, как обстоит дело с действительной историей.

То же самое с Плехановым. Нельзя так просто разделяться с ним, это же нигилизм, левый нигилизм, который для нас неприемлем. Разве я не выступал с критикой Плеханова –  не помню в каком году – на огромном собрании-диспуте в колонном зале союзов, в Институте народного хозяйства в 1928 г., в некоторых своих статьях? Разве я не указывал, что у Плеханова есть отдельные механистические ошибки, что у Плеханова имеется по сравнению с Лениным недооценка диалектики и ряд других недостатков. Ведь это напечатано. Наоборот, меня критиковали за это механисты. Варья и его единомышленники, выступая против меня, ссылались на Плеханова, а я отстаивал ленинскую точку зрения. Я говорил: «Нет, Ленин пошел дальше Плеханова, и Ленин прав, а Плеханов не прав, как Плеханов не прав в целом ряде других пунктов», о которых, уверяю вас, Т. Варьяшу даже и не снится вот в эту прекрасную ночь. Надо умет разобраться, где что правильно и где что неправильно с нашей нынешней точки зрения, когда мы стоим на более высоком историческом уровне, когда мы имеем и работы Ленина, новые работы Энгельса и новые работы Маркса, когда мы теперь уже больше видим, какие имеются у Плеханова в этом отношении недочеты. Так что упрекать меня в этом никто не может. Я первый это сделал, а теперь вы меня «критикуете», узнав обо всем этом от меня же, но при этом, как полагается левым загибщикам, вы готовы Плеханова  вообще вычеркнуть из истории марксизма. Плеханов объявляется Фурщиком идеалистом и больше ничего, – нет, товарищи, полегче, против этого мы будем бороться, потому что мы не Иваны Непомнящие, и нам совсем не надо вычеркивать историю. Что сделано, то сделано, ошибки были, будем их оценивать, обсуждать, отвергать, но просто заявить, что Плеханов идеалист, и надо его выкинуть, –  это мы считаем неправильным. Как же так?  Ленин, который заявил еще в 1921 г. против Бухарина и Троцкого, что работы Плеханова в области философии являются самыми лучшим и во всей мировой марксистской литературе ошибался? Тогда скажите это. У вас антимарксистский подход и все подобные выступления носили, таким образом, по существу, антиисторический характер. А что значит антиисторизм для марксизма, для коммуниста? Это есть антидиалектика. Значит, они диалектики не понимают, не понимают того, что те или иные ошибки Плеханова нужно объяснить историко-материалистически, нужно найти корни их, вскрыть с нашей современной точки зрения, но, вместе с тем, не выкладывать из истории Плеханова, о работах которого Ленин говорил, что без их знания нельзя быть сознательным коммунистом.

Вот как обстоит дело с Каутским и Плехановым. Когда я здесь указывал на статью фурщика, как на образец извращения самокритики, то т. Дмитриевым, которому очень хочется все истолковать в превратном смысле, было истолковано это так, будто я против самокритики. Извините, пожалуйста, мы говорим: такая самокритика чрезвычайно опасна. Опасно, когда берут половину фразы, вытаскивают и говорят: вот, смотрите, что он сказал. Это в высшей степени опасная вещь. Я протестую против извращения моих взглядов, против фальсификации цитат. Вот против чего я протестую. Вы меня деликатно предупредили:  „Позвольте, это только первое выступление против вас, это только начало самокритики”. Покорно благодарю. Если будет проводиться такая „самокритика”, то она принесет только вред, а не пользу.

Между тем, что я говорю и что говорит Каутский – разница колоссальная. В этом все дело.

Я ведь определенно заявляю, что нравственность имеет место только в человеческом обществе; и только те, которым угодно извратить мои взгляды, в тех или других целях, могут, конечно, писать все, что им угодно вплоть до того, что я убил свою бабушку. Относительно социальных инстинктов я вам привел раз цитату из Энгельса, который говорит, что социальные инстинкты являются тем рычагом, который привел в процессе развития от обезьяны к человеку. Вот что говорил Энгельс. Правда, нашлись такие товарищи, которые примерно так рассуждают: «То, что говорит Энгельс, это давайте еще посмотрим, но то, что говорит Фурщик, это для нас является истиной». Вы вид и те, ревизия Энгельса Фурщиком одобряется только потому, что критика направлена против меня грешного. Для этого можно ревизовать и Маркса, и Энгельса, и Ленина. Однако, может быть, Энгельс в этом отношении «устарел», может быть, у него есть неправильная формулировка, тогда давайте обсуждать, давайте «прорабатывать» Энгельса. Ведь формулировка Энгельса во сто раз резче моих формулировок в этом вопросе. Да или нет?

Сегодня была приведена другая мысль Энгельса. Тов. Юринец привел цитату из Энгельса насчет государства, что государство или зачатки государства имеются уже в животном мире; хотя это и сказано у Энгельса, но я, например, заявляю, что в такой форме сказать это  не точно. Я думаю, что у Энгельса это просто заметка.

С места: Это простая запись.

Деборин: Простая запись, которую нельзя так про сто приводить. Нам нужно быть очень осторожным в таких случаях.

Что же касается вообще вопроса об инстинктах, то т. Фуршик заявляет, что таких вещей нет у Маркса и Энгельса, что это выдумано Дебориным. Тов. Фурщик высмеивает меня, – это легко, бумага терпит, –  за ту мысль, что при известных условиях на известном этапе инстинкт принимает сознательный характер, превращается в сознание. А вот что говорит Маркс по поводу инстинктов вообще и по поводу перехода инстинкта в сознание. «Сознание есть изначальный исторический продукт и остается им, пока вообще существуют люди». Если быть очень придирчивым, как некоторые товарищи ко мне, и особенно т. Фурщик, можно сказать, что Маркс – идеалист. «Сознание –  изначальный исторический продукт», стало быть, вся история определяется сознанием.

С места: Прочитайте дальше, там про Фурщика очень хорошо сказано.

Деборин: Я прочту: «Сознание есть изначальный исторический продукт и остается им, пока вообще существуют люди». «Сознание является, разумеется, прежде всего сознанием ближайшей чувственной обстановки и сознанием их органической связи с другими лицами и вещами, находящимися вне начинающего сознавать себя индивида…».

С места: Про баранов прочтите.

Деборин: Прочту, прочту.

«Это в то же время –  сознание природы, которая противостоит первоначально людям в качестве совершенно чуждой, все могущей и неприступной силы, к которой люди относятся совершенно по животному и которая властвует над ними, как над скотом; следовательно, это –  чисто  животное сознание природы (природная, естественная ревизия), а, с другой стороны, сознание необходимости вступить в сношение с окружающими иңдивидами, начало сознания того, что индивид вообще живет –  в обществе. Это начало носит столь же животный характер, как и общественная жизнь этой ступени; оно чисто –  стадное сознание; человек отличается от барана лишь тем, что его сознание заменяет ему инстинкт, или что его инстинкт носит сознательный характер». Вот что говорит Маркс. В этой в высшей степени важной мысли Маркса и Энгельса заключена глубочайшая идея о переходе животного мира в человеческий, о связи биологического царства с собственно социально-историческим, о превращении стадного инстинкта в сознание и пр., но что до всего этого нашим «критикам», вроде Т. Фурщика?

Я мог бы привести и ряд других выписок из Маркса об инстинктах, но хватит. Не будем осложнять дело.

Но это не мешает тому, чтобы Фурщик не посчитался со всем этим, а выхватил то, что ему казалось нужным. Далее, почему инстинкт вечен, не подвергнут изменениям? Это они вычитали из разных буржуазных писателей и аргументируют.

Далее. Совершенное непонимание того, что если мы говорим о свободе, как материалисты, то это не то, что говорят идеалисты о свободе. Между прочим, Фурщик, повторяя за Шопенгауэром его понимание свободы воли, базирует на этом понимании свою критику. Но почему мы должны следовать за Шопенгауэром, а не за Марксом и Лениным? Я не Могу входить сегодня в более глубокое рассмотрение вопроса о свободе как мы ее понимаем, но я вам приведу только одну Пилату из Маркса. В «Капитале» и в целом ряде других сочинений он говорит, что свобода для пролетариата возможна лишь в коммунистической коллективности. Только в коллективности, говорит он, индивид получает средство, дающее ему возможность всёстороннего развития своих задатков, следовательно, только в коллективности возможно личная свобода. Опять-таки при известном желании можно Марксу приписать совершенно превратные мысли. В другом месте Маркс пишет следующее: «Действительной коллективности индивиды добьются в своей ассоциации и через эту ассоциацию в то же время и своей свободы» (см. Маркс и Энгельс о Л. Фейербахе, «Архив Маркса и Энгельса» кн. І, стр. 243).

Приведу еще одну цитату из ІІІ тома «Капитала»: «Царство свободы, –  пишет Маркс, –  начинается в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью, следовательно, по природе вещей оно лежит по ту сторону материального производства». «Свобода этой области, –  продолжает он, –  может заключаться лишь в том, что социализированный человек, ассоциированные производители рационально регулируют этот свой обмен веществ с при родной, ставят его под свой общи контроль, вместо того, что бы, напротив, он как слепая сила господствовал над ними, в том, что они совершают его с наименьшей затратой силы и при условиях, наиболее достойных и адекватных их человеческой природе. Но, тем не менее, это все же остается царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие человеческой силы, которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести лишь на этом царстве необходимости как на своем базисе». Так пишет Маркс. Но для т. Фурщика существует не Маркс, а Шопенгауэр с его «определением» свободы, которое и становится исходным пунктом для трактовки проблемы свободы.

Теперь скажу несколько слов насчет нашего поворота, как я его понимаю, затем насчет наших кадров и несколько слов относительно самокритики. Прежде всего, про поворот. Мне кажется, что в докладе я в достаточной степени охарактеризовал сущность поворота. Правда, некоторые товарищи считают недостаточным или неполным то, что было мною сказано по этому вопросу. Я охотно это признаю, я это и оговорил в самом начале своего доклада. Исчерпать эту тему совершенно невозможно, здесь нужен был бы специальный политический доклад, ибо, конечно, поворот имеет, прежде всего, политический характер. Об этом я говорил, я сказал, что речь идет о нашей политике на идеологическом фронте и специально на философском фронте. Поэтому я ограничился несколькими общими соображениями. Но когда здесь выступают и говорят: «Вы не говорили о лозунге ликвидации кулачества как класса в связи с сплошной коллективизацией, то это просто придирка, так как об этом сказано в декларации». Я должен был обосновать в небольшом докладе основные тезисы декларации, которые, правда, встретили здесь со стороны некоторых товарищей резкий отпор. Декларация эта объявлена антипартийным документом. Прежде всего, напомню, что эта декларация прошла через ряд инстанций.

И вот вы теперь выходите и заявляете, что документ, про шедший через правление Института философии, через І правление ОВМД, через специальную комиссию из 10 человек и т. д., что это антипартийный документ. Причем никаких конкретных указаний нет, а есть огульное обвинение. Это несерьезно. При таких условиях, товарищи, невозможна совместная работа.

Вы что хотите? Вы будете копаться в том, что в каких-то чёрновых проектах не было совершенных формулировок. Но разве у нас были разногласия относительно формулировок этих?

Тов. Лепешинский также принимал участие в этой работе, он подтвердит, что наши проекты принимались за основу, не было принципиальных разногласий. Вносились лишь те или иные частные поправки, которые часто без обсуждения даже принимались. Как же иначе возможна коллективная работа? Говоря о руководстве и ругают его последними словами. Но кто такие руководства, товарищи? Все документы политической важности проходят через коллективы в 2-3 десятка человек. Единоличного или кабинетного руководства нет. Идеальный документ вряд ли возможен. Конечно, он может быть лучше отточен, лучше сформулирован, против этого я не спорю. Совершенства нет, и мы дали то, что могли и теперь ставим на обсуждение этого большого коллектива.

Против нас выдвигают обвинение, что самокритики нет, что руководство узкое. Как же узкое, когда мы выносим на ваше обсуждение, на ваше рассмотрение этот документ? Так что я Должен совершенно отмести эти обвинения.

Так вот те основные моменты, которые выдвигаются этим поворотом. Товарищи, для меня это не ново. Ведь я уже указывал на то, что еще 4 года тому назад я постоянно твердил о необходимости изучения закономерностей переходного периода. Точно также я в 1926 году указывал и подчеркивал, что основная за дача нашей эпохи сводится к применению материалистической диалектики ко всем жгучим проблемам современности в области общественной жизни, которая ставит перед нами совершенно новые задачи. Уже тогда я указывал, что необходимо серьезно заняться изучением проблем нашей революции, диктатуры пролетариата, нашего хозяйственного строительства, политики и тактики рабочего класса. Не буду проводить цитат. Они вам известны. Это еще в 1926 году. Но, конечно, если вы предъявляете, чтобы я лично или те 3-4 товарища, которые работают, оплатили по этим векселям, то мы окажемся «банкротами», потому, что с нас достаточно того, что мы делаем. Мы не можем больше делать при нашей перегруженности и при наличии тонкого слоя кадров.

Вы не можете говорить, что мы уходили от практической жизни в свои кабинеты. Хорошими мы были бы коммунистами и хорошими марксистами, если бы уходили в кабинеты, если бы отходили от конкретных задач, которые выдвигаются нашей революцией. Но теперь на данном этапе, как я уже говорил в своем докладе, все эти задачи ставятся особенно остро, и в этом заключается смысл и сущность поворота. В этом именно, т. е. в осмысливании, в теоретической разработке всех этих проблем, –   это узловой пункт поворота. Я в своих семинарах, –    пусть товарищи, которые знают, подтвердят, –  в начале учебного года выработал программу об актуальных проблемах переходного периода.

Выработал программу, имеющую отношение исключительно к проблемам, стоящим в порядке для нынешнего этапа нашей революции, раздал темы. И что же, товарищи, которые нас здесь критиковали, написали ли хоть одну работу, одну статью? Нет. Этого не было, так как они заняты более легким делом: они нас ругают, критикуют, но делом не занимаются. Философское «руководство», по вашему мнению, состоит из 3-4 человек, смешно было бы говорить о том, что оно может само справиться  –  с теми огромными, колоссальными задачами, которые перед вами стоят. Поэтому мы зовем весь коллектив на работу. Вот как стоит вопрос.

Не имея возможности более подробно останавливаться на этом вопросе, я резюмирую. Какова должна быть наша платформа сейчас? Я уже говорил: прежде всего, в центре внимания, в центре особого жгучего интереса и внимания должны стоять проблемы непосредственного социалистического строительства в том разрезе, о котором я уже говорил. Это центральное, и этим характеризуется и обусловливается поворот. Я уже заявлял, вслед за тов. Сталиным, прошлый раз, что теоретическая мысль отстает до известной степени и у нас, поскольку речь идет об истмате, от тех практических политических задач, которые ставятся развитием нашей революции. В других отношениях мы подвинулись далеко вперед. Этого тоже не надо забывать. Что же касается специально исторического материализма, то я неоднократно предостерегал, что мы на этом участке отстаем, но дело двигалось до сих пор туго. Но теперь особенно остро ставятся все эти проблемы потому, что мы выступили в новый этап, который заставляет нас уже по-новому, по-иному подойти к целому ряду проблем, изучение которых должно также помочь нам в практической работе.

На значит ли это, как здесь говорили, что мы должны отказаться от тех задач, которые стояли перед нами на предыдущем этапе? Нет, я считаю, что мы не можем отказаться от тех задач, которые стоят и которые завещаны Лениным. Завещание Ленина ведь остается в силе. Я считаю нашей обязанностью разрабатывать материалистическую диалектику. В этом отношении изучение диалектики переходного времени может и должно быть увязано с разработкой теории материалистической, диалектики.

Мы не можем, далее, отказаться от той работы, которая ведется нами в области методологии естествознания. Естествознание имеет для нас огромное значение. Должен напомнить высказывание Энгельса о связи естествознания c коммунистическим переворотом: «при переходе к коммунизму, после социалистической революции, — говорит Энгельс, –   естествознание приобретет совершенно другой смысл и другой характер. Согласно Марксу и Энгельсу, при коммунизме происходит известный процесс сближения естествознания с обществознанием. Можем ли запустить этот участок? Разумеется, нет. Мы должны продолжать ту работу, которую делали до сих пор, работу по подведению марксистского диалектико-материалистического фундамента под современное естествознание, что даст новый толчок развитию естествознания.

Дальше на очереди продолжение и усиление борьбы со всеми враждебными идеологиями и в первую очередь социал-демократической идеологией. И здесь мы кое-что сделали, но недостаточно, и это мы признали. Но разве я не призывал товарищей образовать специальный семинар для создания книги „Анти-Каутский”, в которой предполагал подвергнуть „Материалистическое понимание” Каутского разрушительной критике? Из этого дела ничего не вышло, и я считаю, что это остается еще нашей задачей. Кое-что было сделано в семинаре т. Луппола. Но ведь только кое-что! А нужно было взять „Материалистическое понимание истории” Каутского и проблему за проблемой подвергнуть с точки зрения марксизма-ленинизма жесточайшему разгрому. Я мечтал о том, что такая работа будет переведена на иностранные языки и что это поможет нашим братским партия я мечтал об этом, но из этого ничего не вышло, потому что у нас нет работников. Посадил я на эту работу т. Фурщика, но он как Вы знаете, счел нужным пойти по иному пути.

Остается ли на данном этапе механистическая опасность главной опасностью? Я говорил об этом в своем докладе и считаю необходимым еще раз подчеркнуть со всей силой, что механистическая концепция до сих пор остается главной опасностью, и с ней, я считаю, мы должны в дальнейшем бороться, продолжать, углублять нашу борьбу. Но вместе с тем, как мною было сказано, мы должны бороться и с теми уклонами, которые намечаются в нашей собственной среде.

С места: Правильно.

Деборин: Я имею в виду формалистические тенденции Дмитриева, отдельные ошибки других товарищей и т.п.

Несколько слов о массовой работе. Конечно, и здесь нужно еще раз в порядке самокритики сказать, что массовая работа у нас недостаточна, что у нас нет популярной литературы. Но мы неоднократно этот вопрос ставили, вырабатывали программу, раздавали темы, но не получили ни одной работы. Эта работа продолжается уже 1,5‑‑2 года. Ни одной работы я не получил, хотя, кажется, если не ошибаюсь, и т. Дмитриеву была поручена работа.

Дмитриев: Я отказался от нее.

Деборин: Вы слышите, он отказался от нее. Было предложено — но отказался, потому что это ниже его достоинства. Тут говорили, чтобы Деборин писал популярные книжки. Я не считаю ниже своего достоинства писать популярные работы для рабочих, работать для партактива. Я охотно это делал, я охотно буду это делать, если только время позволит. Я не поступаю так, как те преподаватели в ИКП, которые хорошо выступают в полемике на общих собраниях, но считают ниже своего достоинства преподавать на подготовительном отделении и хотят непременно на основном отделении. А я говорю: товарищи, я пойду на подготовительное отделение и буду работать с рабочими, а вы идите на основное отделение. (Аплодисменты). Вот как обстоит дело.

Голос: Кто это?

Деборин: Кто это? Фурщик, у нас с Фурциқом вышел конфликт на этой почве. Тов. Луппол подтвердит. Я тогда говорил: давайте обменяемся. Я с величайшим удовольствием буду заниматься на подготовительном отделении, а вы идите на 4-й или 3-й курс

С места: А его туда не пустят.

Деборин: Как же не пустите, вы же его выдвигаете

Далее, необходимо, чтобы мы продолжали работу по борьбе с теоретическими основами правого уклона, который является еще и теперь в партии главной опасностью, то же самое, как мы должны, и я это определенно подчеркнул, вести работу в области критики троцкизма. до сих пор она велась совершенно недостаточно.

С места: Правильно.

Деборин: Антирелигиозная пропаганда. Я в своем докладе уже говорил о том, что нами было сделано, и что не сделано. Но опять-таки те товарищи, которые для себя считают ниже своего достоинства этим заниматься, будут «критиковать», но не будут этим заниматься. Но если вы думаете, что 3-4 человека могут все это делать, то, конечно, вы ошибаетесь. Здесь нужна действительно серьезная работа, стычка с союзом безбожников. У нас имеется специальная комиссия по изданию литературы по этим вопросам. Нами делегированы представители в Союз безбожников. Разве мы этого не сделали? Но, к сожалению, наш маленький, узкий коллектив не в состоянии справиться со всеми этими задачами.

Что касается нашей международной работы, то здесь дело обстоит очень плохо, а между тем и в этой области нам нужно что-нибудь дать.

Мы затеяли огромное дело; мы мечтаем о создании «Марксистской философской энциклопедии». Об этом все забыли. Считают, по-видимому, что это уже отошло в область преданий. А между тем философская энциклопедия была признана, хотя Т. Дмитриев считает ее «аристократической затеей» –   весьма важным делом. Ведь мы предполагаем дать нечто вроде «системы» марксизма, с учетом всех завоеваний науки и общественной, революционной практики. Мы привлекли к этому делу всех товарищей, работающих в области философии марксизма. Для всякого ясно, что не может быть хорошей популярной литературы там, где нет научной разработки проблем. Но помощи в этом деле мы ни от кого не имеем, и у нас забирают последних работников.

После II конференции мы обратились с призывом ко всем философам заняться конкретными проблемами; мы говорили: «Теперь наступил новый период, теперь недостаточно писать статьи о диалектике вообще, а нужно идти в конкретные науки, надо специализироваться, надо применять свой метод в конкретных науках». И поэтому не должно быть ни одного философа вообще, а должны быть философы-специалисты в той или другой конкретной области, где они действительно могли бы что-нибудь сделать. Мы к этому призы вали, и это остается и по сей день одной из основных задач.

Два слова по вопросу о подборе кадров. Здесь  т. Дмитриев, который всегда любит выступать с обвинениями без всякой аргументации, заявляет: подбор кадров, видите ли, плохо поставлен, беспартийные сидят и т.д. Да, верно, беспартийные сидят. В Институте философии есть и беспартийные, верно. Но ведь и Дмитриев там сидит. Что он сделал для Института? Ничего. Ведь постоянно обращаемся к партийным органам с просьбой дать нам работников. Мы готовы сегодня же заменить всех беспартийных партийными работниками, но дайте их нам. Разве мы не обращались и не обращаемся с просьбой, с требованием дать нам коммунистов? Постоянно. Но не получаем работников, нам их не дают. У нас даже забирают старых работников, и поэтому, чтобы была возможна хоть какая-нибудь работа, хотя бы техническая работа, приходится прибегать к помощи беспартийных. Кроме того, это имеет еще свою историю, и истории, как известно, диалектики «особого толка» совершенно не понимают. С кадрами, безусловно, дело обстоит неблагополучно, –   кто об этом не знает, об этом со всех крыш чирикают все воробьи. Это одно из самых трудных одно из самых больных наших мест. Конечно, нужно в 10 или 20 или в 50 раз увеличить кадры, и, конечно, основная задача, это подобрать рабочих и воспитать их. Здесь совершенно правильно говорил т. Смирнов, тоже рабочий, что критика должна быть конкретной, и тогда она поможет действительно воспитать кадры. Это верно, нам нужно создать рабочие кадры. К сожалению, пока мы имеем только единицы, и в этом отношении нужно употребить героические усилия, чтобы возможен был настоящий серьезный перелом. Так обстоит дело с кадрами.

Тут говорилось о философском руководстве. Как вам очень хорошо известно из истории, бывают исторические периоды, когда старое руководство оказывается неспособным понять смысл нового исторического этапа, новой исторической эпохи, и тог да это руководство должно быть снято. Это бывает. И поэтому странно было бы им, материалистам–диалектикам, обижаться, если бы вопрос стоял таким образом. Я уже раньше говорил, что если действительно философское руководство не способно вести дальше наш корабль, если нужно новое руководство, –  пожалуйста, выдвиньте его, дайте ваше руководство, посмотрим. Но ведь вы же не противопоставили нам ничего существенного, помимо тех положений, которые мы развивали здесь перед вами, помимо тех общих принципиальных установок, которые мы же вам дали и которые вы признаете, у вас ничего нет. Так что, если бы дело обстояло таким образом, конечно, надо было бы снять и поставить других людей. Но пока что из всего того, что выяснилось здесь перед нами, дело в этом отношении, и обстоит совсем не так. Нам, с одной стороны, говорили: нет, мы не против руководства, мы против разгрома руководства, но с другой стороны, все усилия ряда товарищей была направлены к тому, чтобы дискредитировать руководство. Своей же линии, платформы с которой можно было бы говорить всерьез, у них нет. Так чего же они хотят и к чему стремятся?

Поэтому, заканчивая свое заключительное слово, я заявляю: мы стоим перед большими трудностями, я это заранее говорю.

Я знаю те колоссальные задачи, которые перед нами стоят. Знаю, что требуются огромные усилия, чтобы их действительно осуществить. Знаю, что для этого необходима серьезная совместная товарищеская работа, –   знаю это, но сознаюсь, видя те настроения, которые создались за последнее время, и оценивая то, что произошло перед моими глазами, я предвижу, что пред стоят большие трудности.

Все намеченные задачи, повторяю еще раз и еще раз, возможно будет осуществить только коллективными силами и при дружной товарищеской атмосфере. Но атмосфера портится. Если мы коллективными силами пойдем по нашему пути, то несмотря на то, что на нем имеются большие трудности, я убежден, что мы и здесь придем к новым успехам, которые, конечно, связаны теснейшим образом с успехами социалистического строительства в целом.

 

[1] Под Знаменем Марксизма (Москва), № 6. (июнь) 1930. г. Стр. 1–32. – ред.

[2] Печатается в сокращенном виде. Ред.