Ян Стэн

Наша партия и вопросы теории^[1]

 

Та обстановка, внутренняя и международная, в которой приходится действовать нашей партии, требует от нас весьма внимательного и серьезного отношения к вопросам революционной марксистской теории, этого компаса пролетарской революции. Но эта обстановка, выдвигающая значение теории, не только ставит препятствия на пути удовлетворения этой теоретической потребности, но и порождает тенденции и настроения противоположного характера.

Перегруженные партийно-организационной работой партийцы сплошь и рядом не имеют возможности заняться общетеоретическими вопросами марксизма, не могут теоретически осмыслить свой богатый практический опыт. На почве такой оторванности практики от теории начинает вырастать теоретическая беззаботность, представляющая величайшую опасность для партии. Эта теоретическая беззаботность подчас переходит в активное отрицательное отношение к революционной теории. Любимым выражением товарищей, проникнутых такого рода настроением, является утверждение: «Одно дело – теория, а совсем другое практика». Отказ от революционной теории в области практической политики неизбежно влечет на путь «ползучего эмпиризма» на путь преклонения перед стихийностью и отказ от последовательной революционной политики; головы товарищей, лишенных твердых устоев марксистского мировоззрения, готовы подпасть в любую минуту под влияние всякой последней теоретической моды. В наше время большого урожая на всякого рода упростителей и извратителей марксистской теории, теоретическая беззаботность составляет благоприятную почву для распространения теоретического ревизионизма. Поэтому вопросы марксистской теории должны быть поставлены перед вниманием как партийного актива, так и перед широкими массами партии.

 

Теория и практика с точки зрения марксизма

Одной из основных особенностей современного буржуазного мышления является противопоставление теории и практики. Единственно истинной и достойной человека деятельностью является деятельность теоретическая. На практике может иметь место одно, в теории совершенно другое. Теория не срастается с практикой, а проверяет сама себя, исходя из собственных оснований. Немецкий философ Г. Шульце, стоящий по дороге от Канта к Фихте, защищая скептицизм, сомневающийся в существовании внешнего мира и отрицающий возможность объективного познания, восстает против доводов, заимствованных из человеческой практики и опровергающих точку зрения скептицизма. Имея в виду такого рода доводы, Шульце говорит: «Подобные до воды годятся только для черни, ибо мой скептицизм не затрагивает жизненной практики, оставаясь в пределах философии».

Практика у большинства буржуазных мыслителей отделена от теории глубокой пропастью. Практика не переходит в теорию и не является питательным материалом для развития теории. Диалектический материализм враждебен подобного рода противопоставлению теории и практики. Восставая против теории и практики, он защищает точку зрения их единства.

Указания на единство теоретического и практического действия мы находим уже у Гегеля. Но Гегель, будучи идеалистом, не мог говорить о единстве живой, непосредственной, материальной человеческой практики с теорией, являющейся лишь отражением и выражением в человеческой голове материально -практического отношения общественного человека к природе. Как идеалист, он мог говорить только о единстве теоретической и практической идей. Но Гегелю принадлежит та заслуга, что в решении вопроса о возможности объективного человеческого познания, он отказался от пути абстрактного теоретизирования и логических спекуляций, заявив, что этот коренной вопрос всей теории познания может быть решен только на основе всемирно-исторической практики человечества.

Этот новый подход к решению о возможности объективного человеческого познания был воспринят от Гегеля уже Фейербахом. Маркс, а вслед за ним и Ленин основным критерием объективности нашего знания и правильности наших действий также признают практику, понимаемую материалистически в широком общественно-производственном смысле. Ленин пишет: «Что точна зрения жизни, практики должна быть первой и основной точкой зрения теории познания»[2].

Диалектический материализм в противовес старому механическому материализму отвергает созерцательное и требует активного, практического отношения к миру. Мало мир объяснять, его надо изменять. В отношении нашей общественной практической деятельности отсюда следует вывод: «материализм включает в себя партийность, обязывает при всякой оценке событий прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы»[3].

Итоги нашей деятельности всегда проверяются практикой. Все политические и тактические лозунги находят свою окончательную проверку только в практике.

Диалектический материализм, ставя общественную практику в основу человеческого познания, не растворяет теорию, науку в практике, а признает их диалектическое единство. Для того, чтобы изменять мир, чтобы с успехом развернуть свою общественную историческую деятельность, мы должны знать направления общественного развития, нам должна быть известна основная закономерность той общественно-экономической формации, над превращением которой в другую, высшую формацию, мы работаем.

Для практически-политического действия мало знать общую закономерность капиталистического общества. Нужно еще суметь разобраться в каждой особой полосе исторического развития, суметь верно понять экономическое и политическое положение и правильно определить тактическое поведение партии. Для того, чтобы не оставаться на поверхности политических и общественных явлений, чтобы не принять внешней видимости за сущность явления, а раскрыть их внутреннюю закономерность, надо прекрасно владеть методом материалистической диалектики и уметь им исследовать текущую действительность. Одним словом, для того, чтобы иметь успех в революционной практической деятельности, надо твердо стоять на почве революционной теории. «Величайшее в мире освободительное движение угнетенного класса, самого революционного в истории класса, невозможно без революционной теории»[4].

Задачи тактики как Маркс, так и Ленин определяли в соответствии с посылками своего диалектически материалистического миросозерцания. О том, что, только пользуясь методом материалистической диалектики, мы можем наметить правильные тактические пути, свидетельствуют следующие слова Ленина: «Лишь объективный учет всей совокупности взаимоотношений всех без исключения классов данного общества, а следовательно и учет объективной ступени развития этого общества и учет взаимоотношения между ними и другими обществами, может служить опорой. правильной тактики передового класса. При этом все классы и все страны рассматриваются не в статическом, а в динамическом виде, т. е. не в неподвижном состоянии, а в движении (законы которого вытекают из экономических условий существования каждого класса). Движение, в свою очередь, рассматривается не только с точки зрения будущего и при том не в пошлом понимании эволюционистов, видящих лишь медленное изменение, а диалектически: „Двадцать лет равняются одному дню в великих исторических развитиях, писал Маркс Энгельсу, хотя впоследствии могут наступить такие дни, в которых сосредоточивается по двадцать лет”. На каждой ступени развития, в каждый момент тактика пролетариата должна учитывать эту объективно неизбежную диалектику человеческой истории, с одной стороны, используя для развития сознания, силы и боевой способности передового класса эпохи политического застоя или черепашьего, так наз. „мирного” развития, а с другой стороны, ведя всю работу этого использования в направлении конечной цели движения данного класса и создания в нем способностей к практическим решениям великих задач в великие дни, „концентрирующие в себе по двадцать лет”»[5].

Мы привели эту длинную цитату потому, что она ясно показывает, как глубоко Ленин понимал связь постановки тактических вопросов с диалектическим материализмом. Эти требования диалектического материализма Ленин гениально осуществлял на практике, вырабатывая стратегию и тактику классовой борьбы пролетариата. Ленин насквозь диалектичен. Он ‑‑ живое воплощение единства теории и практики. Он умел пользоваться диалектическим методом не только в общем теоретическом анализе, но и повседневной практической работе. Всем известны знаменитые ленинские «перегибы палки». Выставляя какое-ни будь новое тактическое положение, выдвигая какую-нибудь новую важную задачу в области строительства советского государства. Ленин всегда заострял, «перегибал» постановку вопроса. Это заострение объясняется тем, что Ленин, как диалектический материалист, понимал, что новая постановка вопроса не упадет в пустое пространство, а встретится и должна будет вступить в борьбу с противоположной, старой постанов кой вопроса. Поэтому новую точку зрения надо снабдить не коей дополнительной энергией, направленной к преодолению старых настроений.

Ленин всегда подчеркивал огромное значение диалектического материализма, марксистской теории для революционной практической борьбы. Вслед за Энгельсом, он признает не две формы борьбы (экономическую и политическую), но и на ряду с ними выдвигает и третью форму-борьбу теоретическую. Ленин признает чрезвычайную важность защиты ортодоксального марксизма. Он издевается над теми, кто бросается фразами «об окостенении мысли о догматизме», и провозглашает лозунг свободы критики, означающей не замену одной теории другою, а свободу от всякой целостной и продуманной теории.

 

Роль партии и теория

Важность и исключительное значение теории для партии вы двигается той ролью партии, которую она призвана играть в историческом развитии и в общей системе организации рабочего класса.

Деятельность партии представляет собою сознательное выражение бессознательного исторического процесса. Партия является сознательным руководителем и организатором масс рабочего класса, стихийно поднимающихся на борьбу с капитализмом. Партия защищает общие интересы всего класса, она борется за осуществление всемирно-исторической задачи рабочего класса. Роль передового авангарда партия может играть только при том условии, если она вооружена передовой теорией, дающей ей возможность понять динамику общественного развития и уловить «главный интерес» своего класса на каждом новом этапе борьбы. В идеологии партии, в революционной теории находит сознательное выражение стихийной тенденции исторического развития, и рабочий класс в лице партии достигает своего самосознания. Только через партию рабочий класс существует не только «в себе», но и «для себя».

Синдикалисты, не понимающие роль партии, не понимают и важного значения революционной теории. Для синдикалистов естественной и основной формой организации рабочего класса является синдикат, строящийся на основе общности экономического положения. Партия же, как говорят синдикалисты, есть союз идеологический, в который входят не только рабочие, но и члены других классов. Поэтому основной организацией, по мнению синдикалистов, должен быть профессиональный союз, построенный на экономической предпосылке, а не партия, покоящаяся на общности идеологии. В такой постановке сказывается неправильное понимание природы идеологии. Идеология не падает с неба, а вырастает из определенного общественного бытия, появляется на основе определенной экономической пред посылки, связана с определенным общественным классом. Поэтому совершенно нелепо считать идеологию каким-то внеклассовым или межклассовым явлением. Революционная марксистская теория является ничем иным, как концентрированным выражением основных, исторических интересов рабочего класса. Этим сказано, что идеология не есть что-то постороннее, не связанное с революционной борьбой рабочего класса, а является активным и необходимым орудием в этой борьбе. «Определенное бытием мышление, в свою очередь, является силой, необходимой для дальнейшего развития бытия. И чем больше развивается бытие, чем выше та ступень, на которую оно поднимается в своем историческом движении, тем необходимее становится для его дальнейшего развития им же определяемое мышление. Особенно важной станет роль определяемого бытием мышления в эпоху перехода от капитализма к социализму»[6]. Поэтому правильное представление об общественном развитии, т. е. революционная теория играет активную, важную роль в освободительной борьбе рабочего класса.

Всякое теоретическое извращение и «критика марксизма» неизбежно влекут за собой вредные практические политические последствия. Отказ от революционной теории ведет к тому, что партия сворачивает с пути революционной борьбы и уводит на путь «хвостизма». Без революционной марксистской теории, вместо последовательной коммунистической, существует лишь политика тред-юнионистская.

 

Важность теории в настоящий момент

Кроме разобранных выше причин, сейчас действует еще целый ряд особых причин, усиливающих важное значение революционной теории.

Новейшая историческая эпоха есть эпоха умирающего империалистического капитализма, своим крахом подводящего нас к периоду всемирной социалистической революции. Тот факт, что в историческом развитии обозначалась новая эпоха, должен был иметь сильное влияние на дальнейшее развитие марксистской теории. Основу для дальнейшего развития материализма составляют не только великие открытия, составляющие эпоху в естествознании, но «с тех пор, как стали рассматривать с материалистической точки зрения историю, здесь также прокладывается новый путь для развития».[7] Новая историческая эпоха должна была быть объяснена с точки зрения диалектического материализма. Но этого мало. Охватывая методом диалектического материализма новую эпоху всемирной истории, необходимо было, вместе с тем, выработать стратегию и тактику пролетарской революции, ибо в эту эпоху более, чем когда-либо недостаточно только объяснить мир, а необходимо заняться его изменением.

Ленин отстоял и защитил метод диалектического материализма от извращений, порождавшихся глубоким кризисом современного естествознания и оппортунистической эпохи II Интернационала. Пользуясь методом диалектического материализма, очи щенным от извращений, типичных для теоретиков II Интернационала, Ленин создал последовательную марксистскую теорию и практику эпохи краха капитализма и социалистической революции. Это дальнейшее развитие марксизма, перерастание марксизма в ленинизм, есть ни что иное, как диалектически-материалистическое выражение объективно-материального процесса перерастания одной исторической эпохи в другую.

Когда история начинает давать богатый питательный матери ал для развития революционной теории, вместе с тем, возникает и почва для всякого рода «упрощенства» и вульгаризации. Сколько, например, говорится и пишется вздора о ленинизме и соотношении ленинизма к марксизму. Некоторые думают, что ленинизм есть простое осуществление марксизма на практике. Такая постановка вопроса, противопоставляющая теорию практике, совпадает с настроениями наших «упразднителей теории». У нас существует целая группа товарищей, которая, под пред логом «педагогических новшеств», всеми силами старается растворить теорию в практике. Это не что иное, как непонимание диалектического единства теории и практики. Уничтожив марксистскую теорию, им приходится хвататься за голые факты эмпирической действительности и отказаться от понимания внутренней закономерности явлений. Вместо раскрытия внутренней сущности явлений, они останавливаются на их внешней видимости[8].

На Западе, где сейчас коммунистические партии проходят период обобщения и осознания революционного опыта 1918–1920 гг.. и укрепления своих организационных основ, мы заме чаем явления обратного порядка.

Понимание взаимоотношения теории и практики, которые мы находим у Лукача и Корша, выражается в растворении практики в теории. Лукач основной категорией диалектического метода считает единство теории и практики. Диалектика по Лука чу приложима только к общественной исторической действительности, но ни в коем случае не к природе.

Единство теории и практики понимается Лукачем в смысле гегелевского единства теоретического и практического, дающего абсолютную идею. Поэтому у Лукача получается уклон в сторону субъективизма, идеалима. Лукачизм есть философское выражение «левого» коммунизма. Это становится понятным, если статью тов. Лукача, написанную им. в 1921 г. в № 6 журнала Интернационал (центр, орган германской компартии) на тему «Стихийность массы и активность партии», поставить в связь с его философскими взглядами. В этой статье тов. Лукач ставит вопрос об обосновании особой «наступательной тактики». Вопрос о стихийности и сознательности Лукач решает не диалектически, как это делает Ленин, а впадает в субъективизм. Для Лукача соотношение экономики и идеологии в эпоху краха капитализма принципиально отличается от их соотношения в период нормального капиталистического развития. В период краха капитализма мы, по мнению Лукача, начинаем делать прыжок из царства необходимости в царство свободы, в том смысле, что идеология начинает господствовать над экономикой. Стихийное массовое рабочее движение показало свою границу и оказалось неспособным свалить капитализм, и поэтому и поэтому партия, независимо от этого движения, должна начинать революционное наступление. К этому, в сущности, сводится вся «теория наступательной тактики» Лукача, которая и получает философское обоснование в его философских построениях. Замена практики теорией, отрыв закономерности развития самосознания рабочего класса от общей закономерности исторического развития, что имеет место у Лукача, является субъективистским философским основанием, субъективистской тактики «левого ребячества».

С подобного рода теоретическим ревизионизмом, возникающим из неверного обобщения и осмысливания революционного опыта рабочего движения, необходимо повести самую решительную борьбу, иначе он может причинить много практического вреда. Вместе с тем надо подойти к последовательному обобщению этого практического опыта с точки зрения ортодоксального марксизма-ленинизма. Это ставит перед нашей партией, как авангардом Коммунистического Интернационала, трудные и большие теоретические задачи. Вопросы теории получают особенное значение для нашей партии еще потому, что беззаботность в теории к непониманию общих тенденций нашего развития, к утрате перспективы. Копание в голых эмпирических фактах, не освещаемых светом марксистской теории, дает основу для того, чтобы поскользнуться в своей практической работе и покатиться в сторону классового врага.

Борьба с теорией, растворение ее в стихийности практики, в наших условиях имеет только один социально-классовый смысл: содействие внедрения в наши ряды мелкобуржуазной и буржуазной идеологии. Только диалектическое единство «практической теории» и «теоретической практики» дает возможность предвидеть все изгибы и повороты на пути нашего движения к коммунизму и предохраняет нас от опасностей идеологического перерождения.

Вооружить партийный актив методом Маркса и Ленина, возбудить активность коллективной теоретической мысли важная практическая задача, которую партия поставила перед собою и которую мы во что бы то ни стало должны решить достаточно энергично и решительно.

 

[1] Болъшевик (Москва) № 12–13. (20. октября) 1924. г. Стр. 10–16. – ред.

[2] Ленин: Материализм и эмпириокритицизм. Стр. 159.

[3] Ленин. Собр. сочинен. Том II. Cтр. 65.

[4] Сборн. «Против течения». Стр. 274.

[5] Сб. «Теория и практика диалектического материализма». Стр. 325–32.

[6] Плеханов. От обороны к нападению. Стр. 347.

[7] Энгельс. Людвиг Фейербах. Стр. 15.

[8] См. напр. книгу Гожанского «Очерки политической экономии».